Смерть сердца

– Остаться здесь с вами, – сказала она. – Я ведь вам нравлюсь. Вы мне пишете, посылаете головоломки, говорите, что обо мне думаете. Анна говорит, что вы сентиментальный, но она так говорит обо всех, кто хоть что-то чувствует. Я могу что-нибудь для вас делать, мы можем жить в собственном доме, нам не нужно будет жить в гостинице. Скажите Томасу, что хотите меня оставить, и он деньги для меня будет пересылать вам. Я могу готовить, мама готовила, когда жила на Ноттинг-Хилл-Гейт. Вы ведь можете на мне жениться? Со мной вам было бы веселее. Я вам совсем не помешаю, и вдвоем нам будет не так одиноко. Почему у вас такое удивленное лицо, майор Брутт?

– Наверное, потому что я удивлен, – вот и все, что он смог сказать.

– Я сказала Эдди, что вам со мной хорошо.

– Господи. Да, но неужели вы не понимаете…

– А вы все-таки подумайте, пожалуйста, – спокойно попросила она. – Я подожду.

– Дорогая моя, тут и думать нечего.

– А я все-таки подожду.

– Вы дрожите, – рассеянно заметил он.

– Да, мне холодно.

Она потихоньку, с совершенно новым – деловитым и хозяйским – видом принялась устраиваться поудобнее в комнате: стащила с кровати покрывало, сбросила туфли, улеглась на кровать и уютно натянула покрывало до самого подбородка. Этими действиями она будто сразу и обосновалась здесь, и укрылась, и отстранилась от всего – в большей степени, разумеется, последнее. Будто больная, будто человек, решивший, что если не вставать, то и жить будет не надо, она разом словно бы переселилась в другой мир. Она равнодушно то закрывала глаза, то взглядывала на потолок, повторявший скат крыши.

– Наверное, – сказала она через несколько минут, – вы не знаете, что делать.

Майор Брутт ничего не ответил. Порция повертела головой, невозмутимо оглядела комнату, присмотрелась к вещам на умывальнике.

– Столько всяких губок и щеток, – сказала она. – Вы себе сами ботинки чистите?

– Да. С этим у меня очень строго. Им тут, в гостинице, не все под силу.

Она поглядела на рядки ботинок – каждый аккуратно натянут на колодку.

– Понятно, почему они такие славные, похожи на каштаны… И это я тоже могу делать.

– Не знаю отчего, но женщины почему-то с этим хуже справляются.

– Ну, готовить-то я умею, это точно. Мама рассказывала мне обо всех блюдах, которые она готовила. И я уже сказала, что нам с вами совершенно не обязательно вечно жить в гостиницах.

Смехотворное видение счастливой жизни, которым даже на миг невозможно соблазниться, нужно отгонять от себя поскорее. Не вызови у майора Брутта это видение никаких чувств, он продолжал бы говорить с Порцией мягко, испытывая к ней одну лишь жалость… Однако майор вскочил на ноги, и не просто вскочил, а еще и вернул на место стул, на котором сидел, решительно придвинув его к стене и показав тем самым, что разговор окончен. Но из-за того, сколько усилий он приложил, чтобы поставить эту, самую последнюю точку, его решительный поступок выглядел скорее грубым, чем жалким. Боясь, как бы не возникло расхолаживающей паузы, майор заходил по комнате – взял свои гребни, рассеянно, но ловко начал расчесывать волосы. Поэтому наблюдавшей за ним Порции вдруг приоткрылся доселе невиданный мир оставшегося наедине с самим собой мужчины, суровая вдумчивость, с которой он совершал свой туалет. Сам того не осознавая, он яснее ясного дал ей понять, что намерен всегда жить один. Сложив гребни вместе, он бросил их на стол с таким стуком, что оба – и майор, и Порция – вздрогнули.

– Не сомневаюсь, что вы будете готовить, – сказал он. – Я всеми руками за. Но еще нескоро и, боюсь, не для меня.

– Наверное, мне не стоило вас спрашивать, – сказала Порция не растерянно, а, скорее, задумчиво.

– Я весьма польщен, – признался он. – По правде сказать, вы здорово меня приободрили. Но вы слишком хорошо думаете обо мне и слишком мало о том, что я пытаюсь вам сказать. А я напоследок снова попрошу вас вот о чем: выкиньте вы это все из головы и поезжайте домой. – Он даже не осмеливался взглянуть в сторону кровати, с которой не доносилось ни единого звука. – Я не говорю, что это лучший выход, просто этот выход – единственный.

Порция сложила руки поверх покрывала – своего последнего укрытия, – крепко-накрепко прижав его к груди.

– Ничего хорошего из этого не выйдет, майор. Они даже не будут знать, что сказать.

– Что ж, а мы посмотрим, что они все-таки скажут. Почему бы не дать им такую возможность? – Майор помолчал, пожевал верхнюю губу под усами и прибавил: – Я, разумеется, поеду с вами.

– Но я же вижу, что вам этого не хочется. Почему?

– Не хочу появиться там вот так, ни с того ни с сего – да еще и с вами, после того, как они уже столько времени за вас волнуются. Нужно телефонировать… Кстати, – продолжил он, – они ведь могут и полицию вызвать, и пожарников.

– Ну, раз уж вы так настаиваете, то можете сказать, что я у вас. Но, прошу вас, ни в коем случае не говорите, что я к ним вернусь. Это уже будет зависеть…

– А, будет, вот как? И от чего же?

– От того, как они поступят.

– В общем, позвольте мне сообщить им, что с вами все в порядке.