Смерть Шекспира. Рассказы

Травести отыграв роль, прибежала в гримерную и, хохоча, стала раздеваться. Она бросила костюм пастушка в корзину, надела юбку, блузку, тапочки и уже собралась бежать в свой вагончик, ждать Й, как услышала приближающийся топот ног. «Наверное, что-то случилось», – подумала Травести. Ей совсем не хотелось, что бы что-то случалось с миром, который она для себя уже оставила в прошлом. Ей не хотелось, что бы что-то разрушило его целостность и ненужность. Топот приблизился, дверь без стука распахнулась, и в комнату ввалилось человек шесть в штатском с одним на всех лицом. Они расступились, пропуская вперед своего командира, которого звали Цузаммер. Цузаммер подошел к Травести, ухмыльнулся, дохнул на нее запахом переваренного ужина и сказал:

– Собирайся. Мы уходим.

– Куда это еще? – испуганно спросила Травести.

– Ты идешь с нами, так не все ли равно куда, – сказал Цузаммер и повернувшись вышел. Его сотрудники схватили Травести под руки и потащили по коридору…

Мэр сидел в красном кожаном кресле. Ему казалось, что в этом кресле он похож на фараона. Вошел Цузаммер со своей трудолюбивой свитой. Когда они ушли в роскошной интимной комнате дворца Мэра, остался только сам хозяин и озлобленный беззащитный зверек по имени Травести.

– Здравствуй, девочка, – улыбнулся Мэр.

Травести взглянула на него и плюнула в сторону.

– Обожаю, – засмеялся Мэр, – сколько страсти в этом маленьком комочке мяса. Просто брызги шампанского. Знаешь, какой самый сладкий аромат может предложить женщина мужчине? Нет, ни цветочки-лютики и не яблочки-персики. Это – запах мяса, запах крови. Ты пахнешь мясом. Ты пахнешь кровью, расцарапанными секундами, на которых распята вечность. Поэтому я тебя и выбрал на десерт. И ради тебя я на сегодняшний вечер сошел с ума, сошел с ума, как с поднебесного трона и у тебя не осталось ни одного шанса меня разочаровать.

– Ты не знаешь, с кем связался, – прервала молчание Травести. Мэр не ожидавший, что эта девочка еще может и говорить, не нашелся, что сказать.

– Ты не знаешь, с кем ты связался, – повторила Травести, – тебе будет очень плохо и мне тебя не жалко.

Мэр засмеялся.

– И с кем же я связался? – смеясь, спросил он. – Что за грозное чудовище мне угрожает?

– Это я.

– Ты? – захохотал Мэр.

– И это Й. Мой единственный любимый. Он убьет тебя, что бы ты не думал о себе, потому что он мой единственный любимый, потому что я знаю его больше чем себя, потому что мое сердце стучится в его груди. Потому что он красивый и сильный и знает все твои кошмары. И скоро он скомкает тебя, как ненужные черновики и бросит в огонь. И мне не жалко тебя.

– Бог мой, – засмеялся Мэр, – вулкан пылает, лава течет и, боже, как зачесалась у меня в штанах. Травести, ты даже больше, чем я ожидал. Ты почти, что совершенное удовольствие для такой утонченной натуры, как я. Ты веришь в Бога?

Травести промолчала.

– И напрасно. Нет прекрасней декорации для наших мелких шалостей. Раздевайся.

Мэр взял в руки огромную двуствольную винтовку, перещелкнул затвор и навел ее на Травести.

– Раздевайся или я превращу тебя в груду перышков.

Травести прикусила губу и ничего не сказала.

– Раздевайся. Медленно, но без остановок, – сказал Мэр, теряя терпение, – или я буду любить тебя с дырой в твоем оловянном сердце, испачканную в липкой крови, теплую и остывающую. Я считаю до трех. Раз.

Большие черные часы в деревянной раме медленно шелестели маятником. Ветер качал красные занавески на окнах. В свете стеклянной люстры бились мотыльки.

– Два, – сказал Мэр. Его палец плавно лег на курок и в голове стало выкристаллизовываться желание выстрела. Пауза была длинной, потрескавшейся, как заевшая пластинка в старом патефоне. Мэр открыл свой ослепительный рот, палец еще теплее прижался к курку. "Три", – уже носилось весте с эхом выстрела по замершему залу. Травести дрогнула. Ее кулаки разжались, и она стала медленно расстегивать пуговицы на блузке…

Й вернулся в Театр поздно вечером с двумя билетами на поезд. Когда он подъезжал к Театру, его веселое настроение неожиданно сменилось тревогой. Он слишком давно не видел свою Травести. Его сердце сбилось с ритма. Он крикнул кучеру, что бы ехал быстрее. Приехав в театр, его тревога усилилась. Слишком сумбурной и непонятной была атмосфера. Все отводили взгляды, а на глазах у Старого Клоуна блеснули слезы, когда он с улыбкой подмигнул Й. Й ворвался в вагончик. Никого не было. Й схватил с полки револьвер и выскочил на улицу. Был вечер. В воздухе качались желтые фонарики.

– Где Травести? – зло спрашивал Й у испуганных актеров. Актеры отвечали, что «ничего не знают» и резко исчезали в темноте. Й увидел Старого Клоуна и подбежал к нему.

– Где Травести? – спросил Й, хватая Клоуна за отвороты его разноцветного балахона. Клоун поморщился и отвел руки.

– Не надо меня трогать. Только не надо меня трогать, – руки Клоуна бессмысленно шарили по воздуху в поисках ножниц, – если ты не можешь забыть про нее, то взорви этот мир к чертовой матери. Даже мне не хочется улыбаться. Спаси ее, Й, спаси, хотя это и невозможно, все равно спаси.