Смерть цвета бейсик

— Но вы заявляли, что он был одет в вечерний костюм.

— Ну, показалось. Я видел-то его всего секунду или две, а там темновато. На видео показалось, он. Наверное, тот просто в чем-то черном был.

— Гринько, вы знаете об ответственности за заведомо ложные показания?

— Протестую! Обвинение запугивает свидетеля.

— Принято. У защиты есть вопросы к свидетелю?

У защиты была тысяча вопросов. Знаменитый адвокат со вкусом и не торопясь расспросил об опознании. Капрал отвечал, и, похоже, совершенно честно. Конечно, опознание проводилось в порядке, бесконечно далеком от предусмотренной законом процедуры. Я прикинул, во сколько эта честность встала дяде Мише. Если парень не идиот, то миллиона три. Юаней, конечно. Рубли и доллары ему после сегодняшнего не пригодятся. Ну и успеть выбраться из страны, плюс китайский вид на жительство для всей семьи.

Боец обстоятельно отвечал. Да, он совершенно уверен, что штурмовая винтовка у меня в руках на видеозаписи принадлежит ему. Почему? На его оружие установлен нештатный обвес. Какой именно? Кронштейн для крепления прицела, сам оптико-электронный прицел, приклад, передняя ручка и прочее. Адвокат с наслаждением выспрашивал о мелочах.

— Мог ли подозреваемый вести огонь из вашего оружия?

— Нет.

— Почему?

— В соответствии с уставом и правилами на оружии стоит СРС.

— Что стоит?

— Система распознания стрелка. Электроника. Только на кого настроено, может стрелять.

— У защиты больше нет вопросов.

— Обвинение?

— Да. А как вы объясните, что один из ваших товарищей убит именно из вашей винтовки?

— Не может быть, — тупо произнес капрал.

— Протестую, — подскочил Гриша, — в деле отсутствует баллистическая экспертиза.

— Полные данные баллистической экспертизы еще не получены, но калибр совпадает, это уже известно совершенно точно.

— Калибр, — ухмыльнулся боец, — так тому калибру сто лет в обед. Под него стволов не перечтешь.

Зря потратились. Автомат наверняка отстреливали, рано или поздно станет понятно, что он врет. Потом, даже если в мою пользу будут свидетельствовать Иисус, архангел Гавриил и пророк Мухаммед, все равно ни за что не отпустят.

Объявили длинный перерыв, скорее на ужин, чем на обед. Меня отвели в специальную комнатку, забитую адвокатами. Всюду были пироги, куски пиццы, сэндвичи, гамбургеры, салаты в пластиковых коробках, картонки с иероглифами. За едой служивые не отвлекались от бумаг и электронных дисплеев, перекликаясь терминами своего боевого жаргона.

Гриша что-то мне увлеченно втолковывал. После еды зубы, или что там у меня во рту оставалось, разболелись еще сильнее, а в сон начало клонить совершенно невыносимо. Я пытался проникнуться паутиной подпунктов, но выходило скверно. Кетман был так боевит и собран, что я спросил:

— Гриша, такое впечатление, будто ты всерьез надеешься меня вытащить.

— Конечно. Конечно. — Он посмотрел в глаза.

Позвали в зал. Обвинение и защита вновь погрузились в обычную тягомотину. Они обсудили моего несовершеннолетнего ребенка, есть ли у меня постоянное место работы и жилье, привлекался ли я прежде. Когда они добрались до амнистии двадцать пятого года, я, видимо, заснул.

— Вставай, засранец.

Меня больно тыкали под ребра. Я, еще не до конца проснувшись, перехватил и рванул, только потом повернувшись. В руках у меня была, как выяснилось, резиновая полицейская палка. Караульный, влетевший в стекло лицом, дергал в ужасе пистолет из застегнутой кобуры. Я показал ему ладони в знак примирения и протянул палку. Он рванул ее изо всех сил, боясь, наверное, что я передумаю.

— Вы закончили? — ехидно спросил судья. — Можно начинать? Я, судья Адмиралтейского районного суда города Санкт-Петербурга… — монотонно зачитывал он, — в присутствии… с участием… проживающего…

Я проваливался в удобную мягкую вату, до меня доносились все более глухие слова, потерявшие смысл: «о возбуждении перед судом ходатайства об…», «проживающего по адресу…», «… уголовное дело, возбужденное…», «… к категории особо тяжких преступлений, за совершение которых…»

Меня разбудил многоголосый крик. Перекрикивая друг друга, орали в коммуникаторы журналисты, что-то возмущенное кричали судье несколько костюмов и мундиров, выскочивших из-за стола обвинения. Главный прокурор в клоунском наряде, покраснев до помидорного отлива, визжал в телефон, заткнув волосатое ухо указательным пальцем свободной левой руки.

— Тишина! Порядок в зале! — стучал по столу судья. — Катков, повторяю вопрос, вы готовы внести сейчас пятьдесят миллионов рублей?

— Нет, — я не понимал, что он от меня хочет.

— Как? — опешил судья.

Гриша постучал пальцем по лбу.

— Да, конечно.

— Пристав, прошу вас.

Мне протянули сканер, оформленный облезшим цветиком-семицветиком (идиотская шутка двадцатилетней давности). Я неправильно набрал код, вздрогнул, что забыл, но, собравшись, вспомнил. Сканер довольно мурлыкнул.

— Залог поступил. Прошу освободить подозреваемого.