Смерть в белом халате

Откинув одеяло, Матвеев поднялся, сделал несколько приседаний, помахал мускулистыми руками, словно ветряная мельница крыльями, и побрел в ванную. Выдавливая остатки зубной пасты на щетку, Иван Борисович смотрел в зеркало. На его большом мясистом лице читались все признаки усталости: глаза ввалились и утонули между опухшими от недосыпания веками, щеки обвисли, образовав около рта некрасивые складки, даже большой нос гробился как-то особенно грустно. Но это поправимо. Грим поможет замаскировать бледность лица, круги под глазами и морщины на переносице.

Пасты не хватило, Иван Борисович почистил зубы тем, что сумел выдавить из тюбика, и сплюнул. На секунду, ему показалось, будто он поранил щеку и выплюнул кровь, но вода была белой. В груди защемило от нехорошего предчувствия.

– Это только сон. Все прошло, – сказал Матвеев своему отражению. – Теперь все будет хорошо.

Сердце снова екнуло, в голове промелькнула мысль о том, что он сглазил себя.

– Ерунда!

На кухонном столе лежала записка от Гали: «Пельмени в холодильнике. Береги себя». Обычно жена ограничивалась лишь парой слов об обеде, поэтому Иван Борисович вздрогнул – неужели супруга тоже почувствовала напряжение в воздухе?

От пельменей Матвееву стало плохо. Он вышел на балкон вдохнуть прохладный мартовский воздух, но быстро замерз и вернулся в комнату.

По телевизору показывали очередной сериал про «братков». Пощелкав кнопками пульта, Иван Борисович потер руками виски. Пора было одеваться на работу.

* * *

Весна все громче заявляла о себе, даря городу солнечные дни и не по сезону голубое небо. Иван Борисович шагал по улице, хмуро глядя под ноги, не обращая внимания на спешащих мимо прохожих. Ботинки его весело шлепали по грязному снегу, оставляя после себя залитые водой следы. Вдруг Матвееву показалось, будто его кто-то окликнул. Он остановился, обернулся, вглядываясь в лица, но люди шли мимо, не обращая на него внимания. Никто не смотрел на него с надеждой, никто не радовался встрече. Иван Борисович тяжело вздохнул и повернулся, чтобы идти дальше. Впереди, в метре от него с крыши трехэтажного кирпичного дома с грохотом упал огромный пласт снега и разлетелся на тысячи осколков. Один из них угодил Матвееву в лоб. Мужчина вздрогнул, поежился и посмотрел на крышу.

Первая сосулька, а точнее подтаявший пласт снега на крыше, в этом году оказался чересчур ранним. Не был ли он предназначен для него? Видно, Ангел-Хранитель окликнул своего подопечного и уберег если не от смерти, то от тяжелой травмы.

Иван Борисович мысленно перекрестился, обошел упавший с крыши снег по широкой дуге и продолжил путь. Если Ангел его бережет, ничего страшного произойти не может, и утреннее нехорошее предчувствие было предупреждением именно об этой опасности, а значит, завтра будет новый день. Матвеев улыбнулся и почувствовал непривычное напряжение мышц лица. Когда он улыбался в последний раз?

* * *

Здание цирка давно пора было ремонтировать. Подслеповатые окна чердака заросли пылью, рамы их не открывались, крепко присохнув друг к другу; хранящийся инвентарь постепенно приходил в негодность и плесневел. Крыша, которую ежегодно ремонтировали, протекала каждый раз в новом месте, а старая штукатурка кое-где отвалилась, обнажив грубые бетонные стены. Самым ярким пятном на территории цирка была круглая старинная тумба, на которой кассирша расклеивала афиши и объявления, касающиеся работы культурно-развлекательного учреждения.

Иван Борисович погладил шершавый бок тумбы в том месте, где была наклеена фотография погибшего Славика. Рядом висела большая реклама новой программы, гвоздем которой было выступление Матвеева. Уголок плаката трепыхался на ветру, дрожа и прося помощи. Мужчина оторвал его и зачем-то положил в карман.

С афиши смотрело чужое лицо: молодое, привлекательное, с волевым взглядом – усовершенствованное лицо Ивана Борисовича. Единственное, что он узнавал на этом плакате – яркая одежда нарисованного циркача: красная рубашка с широкими рукавами и белые облегающие лосины. У ног афишного красавца, свернувшись кольцами, лежала огромная змея. «Шестиметровый удав Голиаф!» – гласила броская цветастая надпись. Внизу, мелким шрифтом было дописано: «Укротитель – И.Б.Матвеев». Иван Борисович закатил глаза и неожиданно для себя засмеялся. Засмеялся до боли в боку и дрожи в ногах. Он миллион раз видел эту рекламу, но никогда не обращал внимания ни на отсутствие сходства нарисованного человека со своим отражением в зеркале, ни на то, что авторы афиши сделали акцент на удаве, которого, кстати, зовут Гришей, а не Голиафом. Для зрителей звучное имя гигантской змеи значило больше, чем звание укротителя, которое, к слову сказать, рекламщики почему-то не указали.

– Это не я, – смеялся Матвеев, из глаз его катились слезы, и он был вынужден согнуться, чтобы немного уменьшить боль в боку. – Меня нет на плакате! А имя! Что оно значит? Ничего! Любой ловкач может назваться хоть Наполеоном, никто ничего не скажет! А Голиаф! – И он снова зашелся в приступе смеха.

– Иван Борисович! – раздался испуганный девичий голос. – Вам плохо?