Смерть в Кесарии

— Понятно.

— На этом строились попытки воздействовать на подсознание человека, минуя фильтры, установленные сознанием. Потом появились куда более тонкие разработки: все эти нашумевшие истории с зомбированием, кодированием подсознания, и так далее. Но в основе лежало все то же — 25 кадр киноленты.

— В самую точку! — воскликнул Натаниэль. — Это и была практическая каббала Давида Сеньора. Он ровно год писал эту книгу. Ее текст вполне бессмысленен. Но все эти цвета, в которые окрашены различные слова — эти слова, вернее, эти цвета, — имеют глубочайший смысл. Обрати внимание — он тщательнейшим образом раскрасил только некоторые слова в своей книге. Их сочетание вызывает у человека, который прочитает всю книгу, внезапную остановку сердца. Говоря современным языком, Давид Сеньор, с помощью этой книги, программировал подсознание своих читателей на смерть. И, чем бессмысленнее текст, тем прочнее оседали в подсознании сочетания и комбинации цветовых пятен из этой книги… Именно так Давид Сеньор, фактически, убил людей, которых считал своими врагами, и потому смертельно ненавидел — цфатских раввинов Леви Бен-Ари и Шимъона Бар-Коэна. Дочитав присланную Сеньором книгу, сначала Бен-Ари, а потом Бар-Коэн скончались…

— Очень красиво, — сказал после паузы профессор Гофман. — Но бездоказательно. Столь же бездоказательно, как и история с магическим проклятьем. И, кроме того, существуют, по меньшей мере, два человека, прочитавших эту книгу и оставшихся в живых. Во-первых, цфатский раввин Ицхак Лев Царфати. А во-вторых, — он перевел взгляд на лаборанта, — присутствующий здесь Габи Гольдберг.

Габи сидел, неестественно выпрямившись. Натаниэль ободряюще улыбнулся ему, и снова повернулся к Давиду Гофману.

— Видимо, Ицхак Лев Царфати и твой лаборант — а мой бывший стажер — обладают неким общим, причем совершенно не мистическим, свойством. И этим свойством не обладали остальные читатели книги… А что ты так волнуешься, Габи? В смерти Михаэля ты не виноват, успокойся. На вот, закури, — Розовски протянул Габи лежащую на столе пачку. — Кстати: я ведь просил «Данхилл» с ментолом, а ты привез обычный.

Габи вытаращил глаза.

— Я же просил с ментолом! — он повернулся к профессору, словно ища подтверждения, и в это время Натаниэль вытащил из-под диванной подушки вторую пачку сигарет. Точно такую же, как и первая. Только цвет одной пачки был красным, а другой — зеленым.

— Которая из них твоя? — спросил Розовски.

Габи оторопело смотрел на сигареты, потом неуверенно протянул руку, коснулся одной, другой.

— Н-не знаю, — наконец, выдавил он.

— Ну-ну, не расстраивайся ты так, — сказал Розовски. — В конце концов, дальтонизм — это еще не преступление, — и, повернувшись к Гофману, пояснил: — Наш Габи путает красный цвет с зеленым. Видишь, пачка обычного «Данхилла» отличается от «Данхилла» с ментолом только цветом. Рисунок, размер, форма — абсолютно одинаковы. А цвет — нет. Обычная пачка — ярко-красная, а пачка ментоловых — ярко-зеленая.

Давид, прищурившись, посмотрел на Розовски.

— А как ты объясняешь случай с рабби Ицхаком? Это не противоречит твоей теории?

— Ничуть, — Натаниэль продолжал улыбаться. — Я хочу еще раз обратить твое внимание на два момента, связанные с книгой и с Ицхаком Лев Царфати, — он раскрыл книгу на первой странице. — Прочти. Вот здесь и здесь.

Давид Гофман прочел вслух:

— «Ибо наказаны будут не те, кто проливает кровь сынов Адама на сочную траву, забывая, что кровь — это душа, но те, кто скрывает за бельмами учености истинное, незамутненное зрение…». — Ну и что?

— А теперь внизу страницы.

Гофман посмотрел вниз.

— Та же самая фраза, — сказал он. — Видимо, Давид Сеньор вкладывал в нее особый смысл.

— В ее окраску, — поправил Розовски. — Обрати внимание на то, что на странице, в этом тексте, выделены другими цветами четыре слова: два в конце и два в начале. Верно?

— Верно.