Смерть в Кесарии

— С юлой, ну, с волчком детским, ты что, не понимаешь? — рассердилась мать. Она всегда сердилась, когда ей казалось, что кто-то не понимает элементарных вещей. — Такую красивую игрушку ему подарили, яркую, разноцветную, он ее крутил, крутил…

— И что же случилось?

— Раскрутил ее сильно, — сказала мать. — Стоял, смотрел, как она крутиться. И вдруг упал и забился в припадке. Остальные дети перепугались, позвали Дору, так Дора чуть с ума не сошла. Такое несчастье, ты представляешь?

— Ужасно, просто ужасно.

— Врачи сказали: так бывает. Они даже проверяют так на скрытую эпилепсию.

— Как — так?

— Заставляют человека смотреть, как вращаются цветные круги. Если он эпилептик, так у него обязательно начнется припадок, понимаешь?

— Надо же, — сказал Натаниэль. — Ох уж эти врачи…

— Хорошо хоть, что сейчас заметили. А то, представляешь, пошел бы ребенок в армию — и пожалуйста!

— Д-да-а…

— Ты обедал?

— Конечно.

— Неправда, ты, конечно, забыл пообедать. Я тебе говорила, что холодильник пустой, но ты же не ходил в магазин, правда?

— Нет, я ходил.

— Натан, — строго сказала мать. — Я же всегда знаю, когда ты говоришь неправду. Ты не ходил в магазин и ты не обедал.

— Я не голоден, мама, — терпеливо ответил Натаниэль. — А насчет холодильника — когда приедешь, убедишься сама.

— Я бы уже приехала, — сказала мама, понизив голос, — но они обидятся, ты же их знаешь… Ладно, отдыхай. Я еще вечером перезвоню.

— До свиданья, — Розовски положил трубку и озадаченно посмотрел на телефон. — Кажется, я схожу с ума, — подумал он вслух. — Но мне опять показалось… — он замолчал. Поднялся с дивана, прошелся по комнате. Мать права, надо сбегать в магазин. Но — не хочется. Впрочем, можно было сделать по-другому. Натаниэль снова снял телефонную трубку и набрал номер своего агентства. Услышав ленивое: «Алло?» — сказал: — Привет, Офра, как там у нас?

— Нормально, — ответила секретарь тем же ленивым голосом. — Вообще, я думаю, без тебя тут гораздо спокойнее. Никто не кричит, никто с ума не сходит.

— Приятно слышать, — проворчал Натаниэль. — Что значит — хорошо налаженное дело… Меня никто не разыскивал?

— А кому нужно тебя разыскивать? Ну, звонил один.

— Кто?

— Клиент, которому жена, якобы, изменяет. Которого мы вели на прошлой неделе.

— А-а… Ну, это подождет, — заметил Розовски. — Больше никто?

— Никто.

— Где Алекс?

— Проверяет финансы сомнительной фирмы… У тебя что, опять развился склероз? Ты же сам ему поручал это.

— Он что, до сих пор не сделал?

— У него спросишь.

— Почему ты так грубо разговариваешь с любимым хозяином? — строго спросил Розовски.

Офра фыркнула и промолчала.

— Послушай, девочка. Я неважно себя чувствую — видимо, переутомился. Поэтому весь вечер буду дома, и…

— И пусть Алекс приедет к тебе, — закончила Офра.

— Точно.

— В котором часу?

— Часиков в восемь.

— Хорошо. Все?

— Все. Я тебя целую, девочка.

Розовски положил трубку, вернулся к дивану, сел. Снова раскрыл книгу. Рассеянно перелистал страницу, отодвинул в сторону.

— Кстати о кофе… — пробормотал он. — Почему бы не выпить кофе, раз уж я не собираюсь сегодня обедать?…

Он прошел на кухню, распечатал новый пакетик с кофе, размолотым в тончайшую ароматную пудру. Вынул из шкафчика потемневшую джезву. Поставил на огонь.

Смакуя крепкий кофе, Розовски расслабился. В его сознании, подобно обрывкам кинофильмов, мелькали самые разные образы: Гофман в лаборатории за столом… книга… медленно переворачивающиеся страницы… папки… папки на столе… смущенный лаборант… раздраженный Гофман… цфатские каббалисты… звонок из Цфата… взволнованный голос матери… Стоп.

Натаниэль ощутил легкое возбуждение. Мысль, пришедшая ему в голову только что, казалась невероятной, но…

Он на мгновение закрыл глаза.

Но это объясняло многое.

Практически все. Он собрался было позвонить Гофману, но рука повисла в воздухе, над телефонным аппаратом.

Стоп.

У Натаниэля заныли виски. Так иногда бывало, когда решение задачи оказывалось почти рядом, и все-таки, ускользало от него.

Еще раз.

Гофман в лаборатории за столом… книга… медленно переворачивающиеся страницы… папки… папки на столе… смущенный лаборант… раздраженный Гофман… цфатские каббалисты… звонок из Цфата… взволнованный голос матери…

Ч-черт… Натаниэль, с досадой, вскочил из кресла, забегал по комнате.

Было же еще что-то. Что-то, связанное не с книгой Давида Сеньора, умершего в конце семнадцатого века, а с делом Ари Розенфельда, убитого полторы недели назад. Итак, (он закрыл глаза), итак: Гофман в лаборатории за столом… книга… медленно переворачивающиеся страницы… папки… папки на столе… смущенный лаборант… Стоп!

Натаниэль открыл глаза.

Папки.

Вилла в Кесарии.

Рассказ Эстер Фельдман.

Все. Кажется, все.

Он снял телефонную трубку и набрал номер лаборатории Давида Гофмана. Услышав: «Алло?», — сказанное знакомым, чуть раздраженным голосом, произнес:

— Давид? Я бы хотел видеть тебя сегодня вечером. Тебя и Габи, хорошо?

— Хорошо, во сколько?

— В восемь… нет, в восемь пятнадцать. И пусть Габи купит мне сигарет, хорошо? Мои скоро кончатся, а мне лень выходить на улицу.

— Хорошо.

— Пусть купит «Данхилл» с ментолом. Не забудешь?

— Не забуду. А ты…