Смерть в Кесарии

— Кстати, у тебя в лаборатории стояла бутылка «Мартеля». Она цела?

— Конечно.

— Можешь прихватить. Пока. Жду в восемь, — он положил трубку.

17.

— Что ты задумал? — с любопытством спросил Алекс, глядя на своего шефа. Розовски внешне выглядел вполне спокойным, даже сонным. Но Маркин работал с ним уже второй год, и привык довольно точно определять настроения Натаниэля по мелким, почти незаметным деталям — например по внезапным коротким паузам в разговоре. Или по частоте курения. Они сидели в салоне, в маленькой квартире Розовски, и молчали. Вернее, молчал Натаниэль. Маркин пытался рассказывать о делах, но, поняв, что мысли шефа сейчас витают где-то далеко, замолчал и спросил: «Что ты задумал?» Не особо рассчитывая на ответ.

Но Розовски неожиданно ответил:

— Я собираюсь рассказать одну старую-старую историю. Вернее, разгадку одной старой-старой истории. Ты любишь антиквариат?

— Не знаю, — Алекс слегка растерялся. — Что за история?

— Замечательная история, — сообщил Розовски. — только очень запутанная.

— И когда же ты ее расскажешь?

Натаниэль посмотрел на часы.

— Скоро, — ответил он. — Через несколько минут. Как только придут гости.

— Гости? Так, может быть, мне уйти? Остальное доскажу завтра, в офисе, — Алекс даже чуть привстал с места, выражая готовность немедленно оставить Натаниэля.

— Сиди, — Розовски махнул рукой. — Зря я тебя позвал, что ли? Придут Давид Гофман и Габи. Ты тоже гость. И тоже должен выслушать эту замечательную историю, имевшую место триста лет назад. Но только когда придут гости. Лучший способ развлечь гостей — рассказать занимательную историю. Правда… — Натаниэль сделал небольшую паузу. — Правда, я еще не знаю ее финала. Но тем интереснее, верно?

В дверь позвонили.

— Вот и Гофман, — сказал Натаниэль. — И, как всегда, пунктуален.

— Привет, — поздоровался профессор. — Что означает твоя загадочная улыбка? Кстати, коньяк — как ты просил, — он поставил пузатую темно-зеленую бутылку на журнальный столик.

— А я всегда улыбаюсь, когда заканчиваю дело, — объяснил Розовски. — Дай-ка мне сигарету. И садись, садись, честное слово, мне не терпится вам рассказать.

— А есть что?

— Услышите. Но — потерпите.

— А я и не настаиваю. Потерпеть — что ж, потерпим…

— А кого мы ждем? — спросил Алекс.

— Габи… — Натаниэль поморщился. — Ч-черт, завидую динозаврам. Вот уж у кого никогда не болела голова.

Гофман, наливавший в принесенный коньяк в крошечные рюмки, вежливо поинтересовался:

— А при чем тут динозавры?

— Да так, смотрел тут недавно «Парк Юрского периода», по киноканалу, — сказал Розовски. — Ужасно симпатичные зверюги. И добрые. Почти как твой Давид Сеньор. Только головы у них поменьше, потому и не болели. А у меня болит. Им-то, простым ребятам, нечего было раздумывать о возможностях мести: клацнул челюстями — и нет обидчика… — он проглотил коньяк, поставил рюмку на столик и снова посмотрел на часы. — Габи задерживается.

— Пробки, — Гофман пожал плечами и сел в кресло, грея рюмку в ладонях. — Я сам еле успел вовремя. Впрочем, подобные проблемы далеки от тебя. Все время забываю спросить, почему ты не купишь машину? На что ты деньги тратишь?

— На себя, — буркнул Розовски. — Я не люблю технику и люблю выпить. Такое сочетание не способствует приобретению автомобиля, ты не находишь?

— Пожалуй, — Давид засмеялся. — Все-таки, странно: детектив — и без машины.

— Ну, во-первых, меньше смотри американские триллеры, — посоветовал Розовски. — У тебя складывается превратное представление о детективах. Сыщик должен работать мозгами. А если носиться с такой скоростью по улицам и высаживать, в среднем, от десяти до пятидесяти обойм из револьвера, мозгам просто нечего делать.

— А во-вторых?

— Что — во-вторых?

— Ты сказал: «Во-первых». Значит, есть и во-вторых?

— Во-вторых, он прекрасно обходится моей машиной, — вмешался Алекс. — И не очень-то церемонится с владельцем.

— Ну… — начал было Розовски, но закончить фразу не успел — в дверь опять позвонили. — Входи, не заперто!

Дверь отворилась, и на пороге возник взъерошенный Габи. Поздоровавшись чуть смущенно с детективом и Маркиным, он перевел вопросительный взгляд на профессора. Тот кивнул, и Габи осторожно, словно в ожидании подвоха вошел в комнату.

— Ну вот, теперь я готов рассказывать, — сказал Розовски. — Садитесь и слушайте.

Гофман и Гольдберг сели в указанные кресла.

— Кстати, ты привез сигареты? — спросил Натаниэль. Он вновь выглядел он несколько рассеянным, видимо, собирался с мыслями. Гольдберг молча протянул ему пачку «Данхилла».

— Итак? — спросил Давид Гофман.

Натаниэль окинул собравшимся взглядом лектора. Он, действительно, походил сейчас на профессора, читающего лекцию отличникам.

— Господа, для начала небольшое вступление. Задачу, о которой пойдет речь, можно решить за полчаса, можно — за полгода, за двадцать лет или не решить вовсе, — заявил он. — Поскольку она имеет, в сущности, лишь теоретическое значение.

— Если не считать смерти Михаэля, — хмуро вставил Гофман.

— Да, верно, — Розовски растерянно потер переносицу. — Кажется, я иной раз становлюсь бестактным. Извини, Дуду, я не подумал.