В середине февраля 1942 года, после долгого путешествия по железной дороге, на сторожевом катере по неспокойному морю, на полуторке и гужевой повозке, Бобовник с пятью товарищами прибыл в свою часть. Остатки дивизии к тому времени покинули Феодосию и отошли на восток к Парпачскому перешейку[6]
. В штабе дивизии прибывших младших лейтенантов распределили по полкам и батальонам. Ян Бобовник попал в 384-й стрелковый полк.Выслушав его доклад, комбат устало произнес:
– Принимай взвод связи. Правда, от положенных по штату тридцати трех человек в нем осталась половина…
Пришлось с тяжелым вещмешком тащиться через голое поле, потом петлять окопами, расспрашивать встречных бойцов…
Комбат не обманул: вместо двух телефонных повозок в наличии была одна. Телефонная станция уцелела, но из пяти штатных связистов выжил один сержант. От пяти радиогрупп с радиостанциями осталось две. Все восемнадцать человек из телефонно-кабельных отрядов погибли.
«Утеку. Все одно утеку, – твердил про себя Бобовник, обустраиваясь в небольшом блиндаже. – Вот разберусь, что к чему, обзаведусь командировочным предписанием и рвану к Керченской переправе. Там такая неразбериха, что никому и в голову не придет спрашивать, кто таков и куда намылился…»
Незаметно проникнуть внутрь охраняемой территории узла через главный вход не представлялось возможным. Охранник, хоть и был преклонного возраста, службу знал и на широком кожаном ремне таскал кобуру с револьвером. Можно было пальнуть в него через стекло, однако троица рассчитывала не только проникнуть в узел, но и, «побеседовав» с диспетчером, целехонькими убраться восвояси. Стало быть, пальба и шум исключались.
Был еще второй вариант проникновения, который также не понравился Бобовнику. Женька Ковалев рассказал про длинное здание из красного кирпича, опоясывающее периметр распределительного узла с севера.
– Там старая кладка, много выбоин и трещин. Можно запросто вскарабкаться до окон второго этажа! – азартно делился он своим гениальным планом.
В отличие от корешей, Женька был не трусом, а глуповатым шалопаем. Хотя его глупость каким-то необъяснимым образом иногда соседствовала с осторожностью.
Представив, что ночью в кромешной темноте нужно будет взбираться по вертикальной стене, Бобовник поежился и насмешливо спросил:
– Ты спятил, Коваль?
– Чего это я спятил? – взвился тот.
– Я видел это здание! Оно дореволюционной постройки с высотой потолков под четыре метра! Ты же первый сорвешься и останешься валяться в собственном дерьме и желудочном соке.
Довод подействовал. Стали искать другой, более безопасный способ оказаться на территории. В одну из дневных ходок наткнулись на приземистый сарай, прилепленный с внешней стороны к какому-то производственному зданию узла. Забравшись на крышу сарая, можно было добраться до окон. Так и решили штурмовать периметр…
Часовая стрелка приближалась к трем часам. Самое время приступить к делу: все запоздавшие гуляки разошлись по домам, общественный транспорт разъехался по паркам, город окончательно уснул.
Вот и долгожданный поворот на Большую Ордынку. С нее троица просочилась через проходные дворы на узкую Малую Ордынку. Замедлив шаг и усилив внимание, добрались до узла.
Вокруг кромешная тьма, только в сотне шагов едва тлеет одинокий фонарь на столбе против закрытого бакалейного магазина. Магазин пуст, сторожа внутри нет – это бандиты выяснили загодя.
Последнюю сотню метров прошли на цыпочках. Все, на месте. Очередной пункт плана исполнен. Тело обволакивает ночная свежесть и влага от близкой излучины Москвы-реки.
Сарай. До среза крыши не дотянуться, но с помощью корешей все должно получиться. Поправив торчащий за поясом пистолет, Бобовник прошептал:
– А ну, братва, подсобите…
Ничего из задуманного младший лейтенант Бобовник не осуществил: события на Парпачском перешейке чередовались с такой удивительной скоростью, что он не успевал отмечать на карте дислокацию батальона. Южнее озера Парпач-коль, отбив атаку немцев, батальон поднялся в штыки и погнал неприятеля до Фронтового водохранилища. Затем, понеся потери, отступил к селу Ячменное…
Так продолжалось до середины марта. А потом 384-й полк попал в жуткую мясорубку, остатки батальона оказались в окружении, и Бобовник едва не погиб. Спас его сорокалетний сержант Луфиренко, чудом выскользнувший темной ночью со своим отделением из плотного кольца.
Получив легкую контузию, Бобовник топал за опытным воякой и послушно выполнял все его команды. Под утро, обойдя с севера Феодосию и несколько мелких селений, группа бойцов добралась до лесистых Крымских гор.
От этих похоронных плясок устали как черти. Поднявшись метров на триста вверх по густому лесу, попадали на траву под старым кряжистым дубом. Переведя дух и подымив самокруткой, сержант вытряхнул на траву содержимое своего вещмешка и, аккуратно расстелив его, приказал товарищам выкладывать все имеющиеся съестные припасы.