Смерть в конверте

– Точного адресочка не сообщу. Сам понимать должен, не принято в наших кругах рассказывать друг о дружке малознакомым личностям. А наводочку дам, но при одном условии.

– Слушаю.

– О том, что видел меня и базарил со мной, – никому ни звука. Усек?

– Договорились.

– Пошукай Борю между Старым и Новым шоссе. Слыхал про такие?

– Это на севере Москвы, возле садов совхозного питомника?

– Верно, паря. Поговаривают, будто по субботам его частенько видят там, в переулках. Намек понятен?

– Благодарствую, Фома! – обрадовался Ян.

– Бывай, да про уговор не забывай.

Воодушевленный успехом, Бобовник тотчас отправился на северную окраину столицы и стал нарезать круги по кривым переулкам в надежде повстречать приятеля из детства…

Борька был постарше на год или на два. В юности он проживал где-то в этих краях, здесь же ходил в школу, которую так и не окончил. Хулиганить, драться, воровать, жимануть[15] у пацанов мелочь было ему куда сподручнее, нежели читать книжки, складывать у доски большие числа или выводить чернилами в тетрадке витиеватые буквы.

Не так далеко отсюда – за железной дорогой, на Бутырской улице – обитала двоюродная тетка Бутовского по материнской линии. Иногда по просьбе мамаши приходилось ее навещать, и однажды пути Яна и Борьки пересеклись. Бобовник вмиг смекнул, что рослый парень и два его дружка прицепились к нему не для того, чтобы расспросить об успехах в школе. Он не стал дожидаться мордобоя, а сразу выгреб из карманов всю имевшуюся мелочь и протянул Борьке. Тому понравилась такая покорная сметливость. Вместо того чтобы дать незнакомцу по шее, он похлопал его по плечу и зашагал с корешами к ближайшему магазину…

Позже они встретились опять на той же улице, в квартале от дома двоюродной тетки. Бобовник сам подошел к Борьке и предложил несколько рублей мелочью. Дескать, если не хватает на табачок, могу подкинуть. Главарь местных хулиганов взял деньги и, протянув руку, представился: «Борис».

Вспоминая беспечную довоенную жизнь, Бобовник бродил по многочисленным переулкам, тупикам и проездам. Бродил, покуда сзади его не окликнули:

– Эй, паря!

Ян резко обернулся. Перед ним стоял незнакомый мужчина лет тридцати пяти.

– Мелочишкой не поможешь? – Яну не понравился этот насмешливый взгляд. – На фуфырь не хватает.

«На алкаша не похож, скорее прикидывается», – догадался Бобовник. И в ту же секунду ощутил легкий укол в шею острым предметом.

– Не бузи и не дергайся, – тихо произнес другой мужик, появившийся за спиной. – Иначе нарисую красный галстук[16].

Глава четырнадцатая

Москва, Петровка, 38

сентябрь 1945 года

Васильков хоть и числился исполняющим обязанности старшего группы, но идти в одиночку к начальству не желал. Побаивался.

– Ну какой я старший? – он уже в третий раз намыливал руки под умывальником. – Без году неделя в Управлении. Пошли вместе, а, Вася?

Тот обмахивал свои брюки влажным платком и поначалу отнекивался. Потом сдался:

– Ладно, уговорил. Но только один раз! Ты же знаешь мое отношение к начальству.

– Знаю-знаю, Вася. Спасибо…

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Васильков с Егоровым беспрестанно принюхивались к рукавам и лацканам своих пиджаков. Обоим казалось, что после чистки и проветривания одежда все еще воняла канализацией. Однако времени избавляться от противных запахов не было: следовало срочно доложить комиссару о новых фактах, полученных в ходе оперативных действий.

Вошли в «предбанник» начальственного кабинета и тут же нарвались на испепеляющий взгляд помощника комиссара, простоватого и довольно бестолкового капитана Коростелева.

– Ти-ише! – зашипел он с такой гримасой ужаса, какую умеют изображать только особо приближенные к высокому начальству.

– А что случилось, Петя? – спокойно поинтересовался Егоров.

– Комиссия из горкома.

– Ты же знаешь: мы просто так сюда не поднимаемся. У нас срочный доклад.

– Да вы с ума сошли! Какой доклад, когда в кабинете такие люди…

Широкоплечий Егоров навис над тщедушным помощником и грозно проговорил:

– Петя, наш доклад касается безопасности высшего руководства страны. Представляешь, что с тобой сделают, если ты нас…

Договорить он не успел. Коростелев слыл глуповатым во многих отношениях, но только не в тех, которые касались его собственной шкуры. Мигом сорвавшись с удобного мягкого стула, он тут же исчез за высокой дверью кабинета.

Секунд через десять дверь снова распахнулась, и в «предбаннике» появилась тучная фигура самого комиссара.

– Слушаю вас, товарищи, – пожал он обоим руки.

Васильков кратко изложил суть раздобытых под землей сведений.

Комиссар потемнел лицом.

– Вы спустились под землю во дворе по Неглинной и добрались до Кремля, миновав всего две решетки? – уточнил он.

– Всего две, Александр Михайлович. А если идти по новому коллектору от Арбата, то получается и вовсе одна.

– Вот так фокус… А скажите-ка мне, товарищи, у решеток остался кто-нибудь дежурить?

Егоров поспешил объяснить: