Смерть в Миракл Крик

Боже. Неужели он действительно так думал? Неужели она заставила его так думать? Ее иногда одолевали мрачные мысли (как и любую мать), но она всегда мгновенно раскаивалась. И уж точно она никогда не говорила ему ничего подобного. Откуда он это взял?

– Тебе это мама сказала, Генри? Это она поцарапала тебя? – спросила Хейтс.

Он посмотрел прямо в камеру, глаза расширились, так что зрачки стали похожи на синие мячики в бассейне. Он покачал головой.

– Царапина от кошки. Меня поцарапала кошка соседей. Это злая кошка. Кошка меня ненавидит.

Ей хотелось схватить пульт и остановить видео. Выдернуть шнур от телевизора, или сбросить его на пол, сломать, что угодно, лишь бы прекратить поток лжи из уст Генри, гораздо более ужасный и невыносимый, чем сама царапина.

– Прекратите! Прекратите! – закричала Элизабет, растягивая слово, чувствуя, как оно разлетается по залу и отскакивает от стен. Она видела, как судья раскрыл рот, потрясенный ее взрывом, услышала стук молотка и его слова:

– Тишина, тишина в зале суда!

Но она не замолчала. Она стояла, зажмурившись, заткнула уши руками и повторяла снова и снова, громче и громче, пока слова не начали больно царапать горло, и она больше не слышала голос Генри:

– Не было кошки. Не было никакой кошки.

Мэтт

Он сидел в машине, вычисляя, как застать Мэри одну. Янг, насколько он знал, дома не было. Подъехав, он наблюдал, как Мэри помогала Паку заехать в дом, но машины на месте не было. Он припарковался там, где его никто не заметит, и уже минут тридцать сидел в машине, ожидая, пока что-нибудь произойдет: Мэри одна выйдет на улицу, Пак уедет, смелость вкупе с нетерпением дадут ему пинка и вытолкнут из машины.

Выгнала его жара. Не просто легкий дискомфорт от того, как маринуешься в собственном поту, но руки. Ладони не потели. Они становились красными и обгорелыми, словно пластиково-гладкая пленка запирала пот, сохраняя его под кожей. Он убеждал себя, что боль не настоящая, нервные окончания давно отмерли, но становилось только хуже, так что он больше не мог терпеть. Он решил выйти на улицу. Ляжки прилипли к кожаному сиденью, но ему было все равно, он быстро встал. Кожа оторвалась и испытывала жжение, но его радовало смещение болевых ощущений.

Он сплел пальцы и вытянул руки над головой, представляя себе, как кипящая кровь отливает от рук. Он постоял там еще минут десять, ходил из стороны в сторону, пытаясь придумать, что еще можно делать, кроме как просто ждать – может, покидать камешки, чтобы привлечь внимание Мэри? И тут он унюхал запах дыма. Это просто игра воображения, решил он для себя. Он сейчас так близко к месту пожара, что сердце трепетало, кровь бурлила, пробуждая воспоминания о запахе той ночи. Он заставил себя издалека взглянуть на ангар – напоминающие остов поврежденные стены, почерневшая покосившаяся подводная лодка внутри, с проглядывающими сквозь сажу пятнами голубой краски, – и попытался внушить себе, что огня нет. Дыма нет.

Он повернулся к кучке сосен за спиной и глубоко вдохнул. Свежий, чистый воздух зеленого леса – вот что он ожидал, вот что его мозг должен был воспринять, но запах дыма никуда не делся. И еще что-то. Слабое шипение вдалеке. Потрескивание. Он огляделся и увидел: дым поднимается едва заметным столбом, прежде чем раствориться в ярко-голубом небе.

Он испытал приступ облегчения – у него нет галлюцинаций, он не сходит с ума, а потом начал паниковать. Огонь. Дом Ю? Деревья загораживали обзор, он не мог сказать наверняка. Поворачивайся, беги в машину и уезжай, – твердил голос в голове. Он вспомнил, что в машине остался телефон, правильно сейчас будет взять его и вызвать пожарных.

Но он этого не сделал. Он побежал. К дыму, сквозь заросли. Приблизившись, он заметил, что дым идет с передней стороны дома, поэтому обежал вокруг. Треск огня становился громче, но были и другие звуки. Голоса. Пак и Мэри. Не крики ужаса, не зов помощи, а спокойное обсуждение.

Мэтт хотел было остановиться, но было поздно. Они подняли взгляды, когда он завернул за угол. Пак ахнул. Мэри завизжала и отпрыгнула.

Огонь горел в ржавой железной бочке перед ними. Бочка – для мусора? – была высотой с инвалидное кресло Пака, так что языки пламени плясали на уровне его лица, отбрасывая мерцающие оранжевые отблески.

– Мэтт, а ты что тут делаешь? – спросил Пак.

Он знал, что надо что-то ответить, но ничего не приходило в голову, он не мог пошевелиться. Что они жгут? Сигареты? Они уничтожают улики? Почему сейчас?

Он взглянул Паку в лицо, заслоненное полупрозрачной завесой огня, так что языки пламени, казалось, лижут ему подбородок. Он вспомнил лицо Генри в огне, его чуть не вырвало, и он подумал: как может Пак подходить так близко к огню? Подходить так близко, что пламя отражалось от его кожи и жар проникал вглубь. Подходить, не бросаясь прочь в приступе ужаса. Сквозь пламя острые углы скул Пака выглядели призрачно-мрачными, и Мэтт мог представить себе, как он чиркает спичкой прямо под шлангом с кислородом. Это казалось реальным. Правдоподобным.