Смерть в Миракл Крик

С ума можно сойти, если подумать, что именно она – при том, как она гордилась своим стремлением активно действовать во благо Генри, как ненавидела нерешительность и скупость, – стала причиной смерти Генри. Неужели она правда ожидала, что сможет победить демонстрантов, всего лишь съездив на еще один сеанс? Невозврат сотни предоплаченных долларов – выходит, ее сын умер за сотню баксов? Она ведь приехала туда, и демонстрантов уже не было на месте. Все сеансы тогда задерживались и кондиционер не работал – почему же она сразу не развернулась? И потом, когда она нашла сигареты и спички (кто-то курил! Рядом с чистым кислородом!), ей сразу надо было задуматься о пожаре. Проблема была в выпитом алкоголе или в головокружении от триумфа по поводу того, что демонстранты попали за решетку? Но ведь она уже предупреждала Пака, что они опасны, почему же полагала, что самое большее, на что они пойдут, это поджог, когда все разойдутся? Как могла недооценить, насколько далеко они зайдут ради своих целей?

Элизабет съехала на обочину и остановилась. Все это не имеет никакого значения. Нет никакой параллельной вселенной, не изобрели машины времени, которая могла бы вернуть ее туда. Всю эту неделю, когда все казалось совсем унылым и ей хотелось только одного – чтобы все побыстрее закончилось, она пыталась держаться, думая о том, что она мстит за Генри, предвкушала, как Шеннон уличит эту жестокую женщину, Рут Вайс. А теперь Шеннон отказывается выступать против демонстрантов. На что же теперь можно надеяться?

Она нажала кнопку, опускавшую верх в машине Шеннон. Забавно, в здании суда она мечтала, чтобы у нее была обычная легковая машина, но теперь поняла, насколько удобнее машина с откидным верхом. Меньше шанс напортачить. Она ожидала, что здесь будет прохладнее, на высоте холмов, отделявших Бухту Чудес от Пайнбурга, но влажность быстро одолела ее. Она отстегнулась и принялась раздумывать, сдвинуть сиденье вперед или назад. С одной стороны, опасно придвигаться слишком близко к подушке безопасности, с другой стороны, если сесть подальше, больше шансов вылететь из машины при аварии. Она решила оставить сиденье, где есть, и снова пристегнулась: ее бесил писк машины при езде без ремня.

Все готово, пора, но она задумалась. Она так много не просчитала. А если все это не сработает? А если сработает, но Шеннон все так же будет выгораживать ее и настаивать на своих жутких инсинуациях про Виктора и царапины? А если Эйб, за неимением ее, решит обвинить Пака? Может, ей стоит…

Элизабет зажмурилась и потрясла головой. Надо покончить со всей этой ерундой и действовать уже, черт побери. Правда в том, что она – трусиха. Ее сковывала нерешительность, она не доверяла собственным инстинктам и прятала свою трусость под маской осторожности. Поэтому Генри и погиб: она знала, что надо прекратить сеансы ГБО, но боялась и выжидала, словно чтобы убедиться, что ничего не забыла, составить этот дурацкий список за и против, предусмотреть все варианты. Она причиняла боль собственному сыну, жестоко с ним обращалась, заставила его поверить, что она его ненавидит, запихнула в комнату, где он сгорел, в то время как сама пила вино и ела леденцы один за другим. Пора было действовать, она знала, что должна сделать, знала это весь год, безо всяких за и против, без анализа, без раздумий.

Элизабет ухватилась за руль и тронулась. В пальцах чувствовалась пульсация, она с напряжением крутила руль, чтобы не врезаться в ограждение и деревья вдоль дороги. Показался ярко желтый знак «Осторожно», значит, нужное место прямо впереди. Когда она ехала там впервые, ей было очень странно поворачивать. У нее сложилось ощущение, что ей хочется оказаться на краю скалы, немного постоять, полюбоваться, подумать и прыгнуть. Она видела изгиб, внезапное прояснение среди деревьев, где покореженное ограждение наклонялось, словно трамплин в пустоту, и ей подумалось, как легко было бы просто поехать вперед и улететь в небо.

Она замедлилась, чтобы вписаться в поворот, и увидела его прямо перед собой. Она опасалась, что уже все починили, но нет. Вмятина в ограждении. Серый металл лежал плоско, как парковочная площадка. Яркий свет солнца бил точно туда, как прожектор, привлекая и маня ее. Она нажала кнопку, чтобы отстегнуть ремень, почувствовала стук сердца в запястьях, под коленками, в висках. Она вдавила газ в пол. И тут она это увидела. Прямо за поворотом круглое пушистое облако с черной точкой посередине, точно как то, которое она показала Генри прошлым летом, а он рассмеялся и сказал: «Похоже на мой рот без одного зуба!» Она тогда удивленно засмеялась в ответ – оно действительно походило на его рот – подняла его высоко-высоко, крепко обняла и поцеловала в ямочку на щеке.

Перед облаком жара и солнце создавали переливы воздуха. Как невидимая занавеска в небе: звала, манила лететь, гореть. Она склонилась вперед, шины глухо простучали по ограждению, она успела на мгновение увидеть яркую, прекрасную долину внизу, мерцающую в солнечном свете.

Пак