Смерть в Миракл Крик

Если почитать статьи в интернете, кажется, что все просто: расслабься, дыши спокойно, чтобы снизить пульс, частоту дыхания и давление, и профит, можно врать сколько влезет! Только сколько бы она ни сидела в позе йогов, представляя себе океанские волны и глубоко дыша, каждый раз, когда она вспоминала телефон Мэтта, не говоря уже о том звонке, ее кровь из ленивого ручейка превращалась в бурлящие потоки и вихри пятой категории сложности, словно предчувствовала опасность и стремилась убежать, немедленно, и заставляла сердце работать в режиме паники.

Иронично, что после всех ее проступков, после всего вранья, именно звонок в страховую, даже не сам звонок, а то, что они в тот день перепутали телефоны, угрожает разрушить ее мир. Еще большая ирония в том, что ей не надо было звонить. Она легко могла поискать ответ в интернете или даже просто догадаться: ну какая страховка от пожара не покрывает случай поджога? Но Пак сбил ее с толку – сначала не успокаивался по поводу сигарет, потом нерешительно ходил вокруг да около, начал говорить, что возможно, вся затея это большая ошибка, так что она решила на всякий случай все-таки позвонить в страховую. И подумать только, она сделала это ровно в тот день, когда у нее оказался телефон Мэтта! Перепутай они телефоны в другой день или позвони она с рабочего телефона (а ведь стоял на столе, прямо под рукой!), в выписке звонков не было бы ничего подозрительного, все было бы хорошо.

Ей надо было рассказать правду два дня назад, когда Шеннон впервые завела разговор об этом звонке (ну, не всю правду, но хотя бы про звонок). Надо было признаться Эйбу и придумать какое-нибудь разумное оправдание, например, что хотела убедиться, что вложения ее родителей в «Субмарину Чудес» полностью застрахованы. Они бы посмеялись над ретивостью Шеннон, готовой заклеймить Пака как убийцу лишь на том основании, что рассеянный супруг Жанин взял утром не тот телефон. Но то, как она нацелилась на Пака, заставило Жанин паниковать, гадать, а что произойдет, если Шеннон примется за нее, начнет расследовать ее звонки, ее мотивы, рыться в ее телефонных выписках, включая, быть может, и данные с вышек сотовой связи. Что сделает Шеннон, если узнает, что Жанин была поблизости всего за несколько минут до взрыва, что она держала в руках ту самую пачку «Кэмел», и что она весь год это скрывала? Разве она не ухватится за звонок в страховую, не использует его как доказательство ее мотива для поджога и, может, даже убийства?

Так легко было ничего не делать, ничего не говорить. А когда момент был упущен, она уже не могла ничего рассказать. Ко лжи нужно подходить очень ответственно. Солгал один раз – и все, пути назад нет, надо держаться своей версии. Вчера вечером, когда Эйб сел и рассказал, что именно произошло, вплоть до смены телефонов, она подумала: «Он знает. Он все знает». Но все же она не смогла признаться, не могла стерпеть унижения быть уличенной во лжи. И чем больше он ей выкладывал: как они нашли сотрудника клиентской службы, как они скоро получат запись, тем настойчивее Жанин твердила: это не она. В тот момент он мог бы даже показать ей видеозапись ее звонка или еще что-то неоспоримое, и все равно она бы все отрицала, ответила бы какую-нибудь чушь, вроде «Это фальшивая запись, монтаж». В этом проявилась бы ее верность – своей истории, самой себе.

Вчера вечером, после признания Мэтта, после его мольбы об искренности, она подумывала рассказать ему. Но чтобы объяснить, почему она соврала насчет звонка, придется рассказать ему все: и о сделке с Паком, и об их решении держать все в тайне и о том, как она перехватывала его банковские выписки, чтобы скрыть платежи, которые она так старательно разбила на много транзакций на протяжении многих месяцев. Она не была уверена, что их брак все это переживет.

Наверное, она могла бы это сделать, признаться Мэтту, если бы его собственное признание относительно Мэри оказалось столь грязным, как она ожидала. Но его рассказ оказался таким безобидным, лишенным дурных помыслов, что она почувствовала себя дурой за то, как отреагировала в день взрыва (подразумеваем, что он в любом случае произойдет), что она не смогла.

И вот теперь она направляется в кабинет к прокурору по делу об убийстве, чтобы записать образец своего голоса. Этого она не боялась. Нет ни малейшего шанса, что сотрудник фирмы вспомнит голос из двухминутного разговора год назад. Но детектор лжи (Эйб бросил мимоходом: «Если образец голоса ничего не даст, есть еще полиграф»)… Каково это будет, сидеть за односторонним зеркалом, привязанной к аппарату, отвечая на один вопрос за другим, зная, что ее тело: легкие, сердце, кровь, – предают ее?

Она должна его победить. Иного выхода нет. Вот статья о том, как пройти тест на полиграфе, надавливая ногой на канцелярскую кнопку, спрятанную в ботинке, во время ответа на первые «контрольные» вопросы. Теория основана на том, что боль запускает те же физиологические процессы, что и ложь, так что они не смогут потом отличить правдивые ответы от лжи. Звучит осмысленно. Может сработать.