Смерть в Миракл Крик

В тот вечер он в последний раз испытал оргазм. Дело не только в Мэри, повлияли еще взрыв и ампутация. Этот тройной удар выбил из него всякие остатки сексуального желания. Он пытался заняться сексом. Но когда он в первый раз попробовал начать обычные прелюдии, водил большими пальцами вокруг сосков Жанин, он осознал, что ничего не чувствует. Он не понимал, давит он слишком сильно или слишком слабо, не мог определить ее готовность, почувствовав проступающую влагу. На реабилитации его учили печатать, есть, даже подтираться остатком руки, напоминавшим бейсбольную перчатку. Но никаких лекций по ублажению жены, никаких альтернативных техник наслаждения. Ему хотелось кричать от осознания, что еще одна частичка его жизни уничтожена взрывом, и он не мог испытать эрекцию.

Жанин пробовала делать ему минет, и это даже почти сработало, но он совершил ошибку, открыл глаза. Призрачная пелена лунного света освещала длинную завесу волос Жанин, раскачивающуюся по мере того, как она двигала головой вверх и вниз. Это напомнило ему Мэри, то, как развевались ее волосы вокруг лица, когда она оттолкнулась от него. Он сразу обмяк.

С этого началась импотенция Мэтта. Жанин, вот святая, продолжала пытаться, прибегала ко всяким разным штуковинам, которые раньше считала унизительными для женщины: В ход шли откровенное белье, дилдо, порно, но ничто не могло прогнать ощущение неуклюжести и неуместности в постели, приправленные стыдом за Мэри, и он не мог ничего добиться, даже сам. Он один раз попытался (в ванной после того, как попытка Жанин провалилась, запаниковав, что навсегда утратил способность), но рука ощущалась чужой, гладкость и выпуклость шрамов усиливали трение, это было вовсе не похоже на мастурбацию. То, как он видел пенис в руке, но не чувствовал его, давало ощущение, что это не он сам себя касается, а какой-то незнакомец, он испытал трепет новизны. А потом он подумал, неужели его правда возбуждает мысль о том, что рука незнакомого мужчины трогает его?

Несколько раз у него чуть не случались ночные поллюции, которые Мэтту казались еще хуже, чем вообще ничего (сиюсекундное наслаждение не стоило жалкого возврата в подростковое время), но сейчас он начал о них молиться, чтобы убедиться, что не потерял способность к оргазму, что она просто дремлет. Проблема в том, что в его снах все время была Мэри, и глубоко засевшая вина за педофилические мысли будили его. Вплоть до сегодняшней ночи.

Сегодня он зашел дальше. Снял с нее трусики. Позволил ей снять его штаны и белье. Он забрался наверх, раздвинул ее ноги, поднял искалеченные руки и сказал: «Ты меня уничтожила». «Ты первый меня уничтожил», – ответила она и приподняла бедра, чтобы он зашел в нее, глубже, влажнее, гораздо реальнее, чем он испытывал это в последние годы, а может быть, и в жизни. Когда он закончил, Мэри во сне закричала и разбилась на миллион осколков, крошечные частички стеклянной ее медленно полетели в него, впились в кожу, распространяя искры тепла и счастья по всему телу.

– Милый, ты встаешь? – разбудил его голос Жанин. Он сжал одеяло и повернулся, притворяясь, что спит, а она объясняла, что уходит пораньше, чтобы записать голос для полиции. Он не шевелился, пока она не ушла. Услышав, как уезжает машина, он пошел в ванную. Включил воду и принялся отстирывать белье.

Янг

Проснувшись, она первым делом обратила внимание на солнечный свет. Кривая прорезь в стене, служившая им окном, была слишком маленькой, чтобы пропускать много света. Но когда солнце бывало в таком положении, как сейчас, утром, забиралось выше деревьев, ровно на середину их самодельного окошка, идеально вписываясь в квадратную дырку, оно лилось внутрь квадратным световым потоком, таким интенсивным, что поначалу он казался чем-то плотным, а потом постепенно трансформировался в неземное сияние, наполнявшее всю хижину и создававшее ощущение сказки. Частицы пыли парили и поблескивали на полотне солнечного света. Птицы щебетали.

Особенность жизни в лесной глуши в том, что безлунными ночами, как прошлая, становится очень темно. Это не просто отсутствие света, темнота становится плотной, приобретает форму. Чернильная чернота настолько полная, что неважно, открыты глаза или закрыты. Большую часть ночи она пролежала без сна, слушала, как дождь барабанит по крыше, вдыхала сырой воздух и сопротивлялась сильному желанию разбудить Пака. Она верила, что с любой проблемой надо переспать, прежде чем что-либо предпринимать. Удивительно, что все американские статьи пропагандируют важность улаживания споров вечером («Не ложись спать злым!»), ведь это так противоречит здравому смыслу. Ночь – худшее время для ссор, ее мрачность подчеркивает ненадежность, усиливает подозрения. А если подождать, просыпаясь, чувствуешь себя лучше, более разумным и милосердным, прошедшее время и свет нового дня остужают эмоции и ослабляют их воздействие.