Смерть в объятиях прибоя

Все замолчали, вспоминая одно и то же — кудрявый Рональд Гилберт, шоколадный красавчик Ронька, навечно зависший на третьем курсе политеха. Про него говорили, что у себя в Африке он будет большим боссом, что папашка — не то министр, не то ещё какая африканская шишка, каждые каникулы дерет ремнем тощую Ронькину задницу, лишь бы сыночек получил хоть какой-то диплом. Тогда ему будет все, что пожелает. Но мистер Гилберт-младший был непревзойденным обалдуем, и хвостов у него в зачетке было столько, что хоть шубу из них шей. Кое-кто даже подозревал, что делает он это специально, нравится парню вольная студенческая жизнь и в Африку ему возвращаться совершенно неохота. Тут девочки, выпивка, гулянки, а там — настырный папаня с ремнем. К тому же Ронька был действительно красив: никаких толстых губ и приплюснутого носа — тонкие черты лица, огромные наивные глаза и гибкая грация пантеры.

Ольга наткнулась на Рони на какой-то левой вечеринке, и закрутилась у них безумная любовь. Хипповал африканец вовсю, родительские деньги проматывал по пивнушкам и прочим злачным местам, спускал на крутившихся постоянно рядом сомнительных девиц, прогуливал лекции и водил дружбу с местным андерграундом и прочей богемной публикой. Ольге довольно быстро удалось отвадить девок и чересчур психопатологических дружков, слегка вправить мозги самому Роньке и даже иногда заставлять его ходить на занятия. Об их романе знали, в принципе, все, но в их компанию Ольга впервые притащила Рони как раз незадолго до смерти Кристины. Его критически обозрели, испытали на всяческих подначках и признали своим, то есть официальным Ольгиным хахалем.

Никто не верил, что этот экзотический союз закончится браком. Влюбленные в течение полутора лет, то сходились, то со скандалом, битьем посуды и царапаньем физиономий разбегались. Причем, скандалила исключительно Ольга. Причина всегда была одна — очередная лахудра извлеченная из Ронькиных объятий. Инга в этот период окончательно осела в яслях на пятидневке, кто-то из компании служил дежурной жилеткой для слез страдающего африканца, а затем и парламентером, передающим разгневанной Ольге его клятвы в вечной любви. В общем, страсти кипели почти шекспировские.

Известие о бракосочетании все восприняли скептически. Но, как ни странно, свадьба состоялась, с морем водки, плясками в ресторации и гулянками на неделю. Ещё почти год Ольга водила Рони за шиворот в институт, одновременно умудряясь чертить собственный диплом, и, наконец, супруги отбыли в Африку с новенькими корочками в чемодане — двумя синими — дипломами и зелеными — свидетельством о браке. О дальнейшем Ольга предпочитала не рассказывать даже близким подругам, только однажды, несколько лет назад как ни в чем ни бывало объявилась на одной из встреч выпускников. На вопрос, как поживает Рони, небрежно пожала плечами и заявила, что совершенно не в курсе. Обозначенное таким образом нежелание говорить о судьбе своего брака приняли к сведению, но все же ждали каких-то откровений. Их не последовало.

— Ну так вот… — обреченно продолжил Вася. — Получилось, что в роли подружки Кристи тогда оказался я. Черт возьми, лучше бы ничего не знать!

— Ну, ты ещё поплачь! — буркнула Дина. — У каждого есть такое, что хотелось бы забыть. Только все помалкивают, а не носятся с этим, как курица с яйцом!

— А я и не ношусь, — обиделся и поджал губы Пинчук. — Я бы и помалкивал, если бы все нормально было. Сами же о той истории заговорили, не я вас за язык тянул.

Алина неожиданно встала и тихо сказала:

— Пойду-ка я пройдусь, что-то душно стало. Заодно посмотрю, как там Надя. Сил нет слушать, как вы тут выясняете — кто и что, почему и отчего.

Её каблучки простучали по каменному полу, затихнув на мягкой шкуре, и снова — по камню, всё дальше и дальше. Борис молча провожал жену взглядом. Он-то знал, как трудно ей, эмоциональной и вспыльчивой, дается необходимость сдерживать себя все последние дни. Напряженное состояние Алины выдавали розовые пятна на висках, которые она то и дело сжимала тонкими пальцами, сумрачное выражение глаз и жесткий разворот плеч. А ещё у её губ пропали легкие морщинки, она почти перестала улыбаться, вот и пропали уже ставшие привычными скобочки. Борис вздохнул. Нет, совсем не таким представлялась им эта неделя. Ещё немного, и Алина не выдержит, сорвется. Отчего-то не это его беспокоило, тревожило другое. А Алинка… Пусть лучше выкричится, чем вот так, без морщинок и с прямыми плечами.