Диана ничего не заподозрила, да и какая ей разница, кто из двух незнакомых человек, сидящих в кабинете отделения полиции, будет ею заниматься? И майор вкратце изложил суть, я же пристально наблюдал за реакцией обвиняемой: «Поступило заявление от вдовы вашего брата, Маргариты Гарифуллиной, в котором она выдвигает обвинения в его преднамеренном убийстве. И, согласно заявлению, она считает, что это вы его убили. Вот, ознакомьтесь». Он передал ей ксерокс «толковой телеги» и дал время на ознакомление.
Диана удивилась новости, как Сергей верно описал, — сухо: слегка вздернулись кончики губ и поднялись едва заметно чёрные никогда не щипанные брови. Прочитав же надиктованное мною заявление, лишь пожала плечами: «С точки зрения психиатра, а это моя вторая специализация, можно смело сказать, что она это написала в состоянии аффекта, так как Маргарита эта столь умело столько слов никогда не связала бы. Впрочем, возможно, это ей кто-то надиктовал — сама так складно она никогда не выражалась».
А я-то ведь, когда диктовал, старался попроще изъясняться, прекрасно понимая, что словарный запас Марго не слишком разнообразен. Диана же с первого подхода меня вычислила, но это лишь раздухарило — с сильным противником интереснее играть и приятнее у него выиграть! А сестра ещё раз перечитала заявление и вновь подтвердила свои предположения: «Даже практически без ошибок, запятые стоят, в шапке — кому, от кого. Нет, это не она сама написала, ну да ладно, а она вам рассказала, что вчера произошло?»
Вопрос адресовался Догонину, и он знал с моих пересказанных Маргаритиных слов, но ответил отрицательно: «Да нет, просто сказала, что „всё поняла, наконец“. А что случилось?» Правильный ход — надо выслушать версию Дианы, не отягощенную тем, что мы уже знаем вариант от обвинительницы. Я одобрительно кивнул профессионалу, и мы оба стали слушать её короткий, впрочем, рассказ: «Маргарита не сможет вступить в право наследования имущества Марата, так как всё завещано мне. Это имущество семьи, а она так и не стала её достойным и полноправным членом. Брат и сам давно всё про неё понял, а ещё когда родители у нас погибли и всё ему отошло, то написал завещание на меня. Я, кстати, на него отписала всё своё скромное имущество. А не разводился Марат с ней, так как ему так удобно и комфортно. Он же у нас с детства мальчик избалованный…»
Про привязку даты завещания к трагическому событию и про наличие второго я оказался прав, и решился, воодушевлённый этим, отчаянно блефануть: «Да, это завещание может являться весомой причиной попытаться вас оклеветать, но у вас действительно имеется убедительный мотив — немалое наследство… А Маргарита Гарифуллина утверждает, что видела вас возле театра, где он умер, и незадолго до смерти. Причём вы что-то давали ему выпить, а может, это был яд?»
Диана на слово «яд» проявила максимум эмоций за всё время пребывания в кабинете — поёрзала немного на стуле. Но отрицать факт встречи не стала, как я и рассчитывал: «Не знаю, как она это видела, но я там действительно была и с братом встречалась. Более того, да, я давала ему и лекарство, и воды его запить». Я про себя порадовался, ведь вновь угадал, предположив, что на видео с Театральной площади она и вода её, но вздохнул нерадостно: «К сожалению для вас, это вполне подтверждает её обвинения, более того, кроме мотива, выходит, имеется и способ — через полчаса после этой встречи, на которой вы что-то неустановленное ему дали, он умер отравленным…»
Самообладание сестрицы стало сдавать: она достала из своей сумки бутылку воды, открыв которую выронила крышку, да и облилась немного, отпивая. Явно Диана взяла паузу для обдумывания и, очевидно, ничего не придумала: «Это всё не имеет к делу никакого отношения, мы часто с братом встречались, я заботилась о его здоровье!»
Не очень-то убедительно, да и без деталей, а нервозность сестры убитого говорила только об одном: говорит она далеко не всё. Скрывает ли таким образом причастность к убийству или ещё что другое утаивает — пока непонятно, и я продолжил раскручивать Диану с предельным цинизмом: «Может, всё и так, но судом такие аргументы едва ли будут приняты. Вам есть за что убивать брата — наследство приличное перепадает. И вы с ним были не в лучших отношениях, а это его вдова с огромным удовольствием засвидетельствует. И наконец, вы — последняя, кто с ним, живым, мало того что общался, так и из ваших рук он получил что-то, что могло его на тот свет отправить. И любой судья сразу всё поймёт, а толковый обвинитель к пожизненному дело, не особо напрягаясь, подведёт. Мне хочется вам верить, но факты — вещь упрямая…»