Как-то не особо убедительно это прозвучало: к чему такие сложности, не проще ли просто не отдавать, объяснив почему — ради его же блага, да по согласованию со старейшим в роду. Я изложил эту аргументацию Диане, которая объяснилась следующим образом: «Каким бы слабовольным Марат ни был, а из меня он верёвки вил — не отступился бы, пока своё не получил. Дед далеко, а он-то рядом, куда мне от него деться, ведь я же за его здоровье перед родителями в ответе. Позвони он мне, соври даже, что ему плохо, примчалась бы тут же — и взял бы он меня в оборот».
Ну, это уже больше похоже на правду, теперь же хотелось прояснить степень вовлечённости в процесс самого старшего из Гарифуллиных, и я сформулировал вопрос по этой теме. Диана отвечать стала со стандартной задержкой, а начала с обеления: «Дедушка совершенно ничего не знал, откуда деньги и что я их таким преступным образом забираю — клянусь чем угодно! Марат ему сказал, что какую-то там сделку он провернул, и в ту пятницу ему его долю отдать должны, но сам пойти за деньгами не сможет — у них корпоратив, на котором он присутствовать обязан. Так что пойду я, заберу, ему вечером передам, а он на следующий день их отнесёт, отдаст. Мы с дедушкой для вида согласились, но сами-то уже знали, как поступим: я ему скажу, что нет денег, а следом дедушка позвонит и скажет, что решил он этот вопрос — не должен ничего Марат больше тому человеку. Но в катран ему проход теперь закрыт, навсегда закрыт. А уж чтобы совсем эту тему навсегда закрыть, мы вечером в субботу должны были в Казань улететь, и я билеты купила, и про это ему тоже дедушка должен был сказать — ослушаться бы Марат его не посмел. И я дедушке позвонила, когда с братом у Большого встретилась, а затем выключила телефон и не домой поехала, а в гостинице переночевала. И на следующий день я к трём поехала и деньги отдала, а потом телефон включила и тут же всё узнала — он мёртв… А деду на звонок Марат не ответил, а ответил бы, жил бы сейчас…»
На этом моменте Диана не сдержалась и пустила скупую слезу, которая, без сомнений, смягчила меня, однако я продолжил оставаться стоек, придерживаясь циничного метода ведения допроса: «Вы и в прошлый раз так же весьма похоже на правду рассказали, теперь вот новая версия, вновь весьма правдоподобная, но не без изъянов… Я всё же не понимаю, зачем врать относительно денег, что их нет, — вы и так могли скрыться от него, точно так же выключив телефон и не появляясь дома! К чему его дурить?»
Сестра утёрла слезу предложенной мною салфеткой, манеры никто не отменял, и пояснила: «Исключительно чтобы время выиграть. Явно первым делом он заподозрит, что это его компания кинула, а пока они там разберутся, я своё дело и сделаю. Если же Марат знал бы, что деньги у меня, то сразу сообразил, куда я их понесу, и мог меня там подкараулить. А отдать надо было именно на квартире, в присутствии тех, кто про долг в курсе, — так положено. Хотя теперь я понимаю, насколько идиотский это план, а если бы я ему деньги эти проклятые отдала, то жив бы был Марат наверняка! Что же мы наделали!»
И тут уже одной салфеткой отделаться не получилось — проплакала Диана пару минут, а вытекло из неё прямо-таки море слёз. Сочувствие моё её утрата вызвала, я смягчил тон общения, впрочем, немного недоумевая относительно уверенности в благоприятном исходе событий в противном случае. Скорее всего, считает сестра, что именно это известие убило брата, предполагая естественную всё-таки смерть. Или пытается меня таким образом в этом убедить?.. И я попробовал это прояснить, оставаясь достаточно жёстким: «А что вы такого „наделали“, чего я ещё не знаю? И хочу напомнить вам, Диана, что пока ровным счётом ничего не поменялось в той версии, которую я вам ранее озвучивал: вы — главная подозреваемая, и улик против вас предостаточно. А знаете, почему я вас до сих пор не арестовываю, хотя даже вот наручники взял? Только из личного пока ещё расположения и оттого, что есть и другие подозреваемые. Ясно? Тогда жду пояснений про те „наделали“, про которые я пока не знаю».
Но по заверениям зарёванной Дианы, всё уже она рассказала, а это так — от эмоций. Винит же она себя в том, как я и предположил, что стресса она Марату прилично подбавила, и, возможно, это его прикончило — стало той самой пресловутой «последней каплей». Обвинения же в целенаправленном убийстве посредством отравления ядом отметает решительно, однако предоставить какие-либо доказательства своей невиновности не имеет возможности. И тут опять: верить или не верить — мне решать. Но рыльце-то у свидетеля в пушку — и врала она мне уже прямо в лицо, к тому же соучаствовала в другом преступлении, на пару с покойным. Но верить ей мне хотелось…