Несложно получилось и с Дианой — тоже по телефону я объяснил ей ситуацию следующим образом: «Мы завершили расследование по заявлению Маргариты Гарифуллиной, осталось провести очную ставку со всеми подозреваемыми, после которой мы и объявим о результатах расследования. А проведена она будет послезавтра, во вторник, в восемь вечера, на Большой Дмитровке, но я пока точно не знаю где, сообщу завтра — либо в отделении, либо где-то рядом. У нас же, помните, ремонт…»
Я решил не смущать сразу пабом: Диана, как я полагал, не ходок по злачным местам. Но она ничем и не смущалась: «Да, как скажете и где скажете. Я сама крайне заинтересована окончательно с ней разобраться. Тогда я жду вашего звонка с адресом, а ориентируюсь на восемь. До вторника!» Очередное проявление нордического хладнокровия у смуглянки…
Эти два звонка я сделал, попивая кофе на веранде этого же паба, оттуда позвонил и Александру Карловичу, лицезрея боковую часть исторического здания Большого прямо напротив. Он высказал радость от моего звонка и осведомился, чем может быть полезен. Я запросил немедленной встречи, и мы договорились через десять минут — ровно столько мне надо, чтобы получить счёт, расплатиться и дойти до служебного входа, где он меня сам и встретит. Но денег за кофе с меня не взяли, и я пошёл, обдумывая формат приглашения для шефа службы безопасности главного театра мира.
Александр Карлович вёл себя довольно сухо при подчинённых, когда же мы поднялись в кабинет, то даже дружески похлопал меня по плечу, радостно тряся руку. Я тоже приветствовал его радушно, так как он — самый приятный из всех подозреваемых. Да и не подозревал я его почти, так, лишь в силу данного себе обещания не расслабляться до момента вынесения окончательного вердикта. На что я его и пригласил: «Послезавтра в восемь настоятельно прошу вас почтить присутствием одно небольшое собрание. Это касается, естественно, смерти зрителя в партере вверенного вам под охрану театра, и это тогда, если хотите, ваша служебная обязанность! Так что отказов я не принимаю, тем более что пройдет оно в шаговой доступности от вас — лишь по Копьевскому переулку подниметесь, да дорогу перейдёте, и вы на месте! Я же могу на вас рассчитывать?»
Шеф безопасности оказался на редкость сговорчив: «Глеб! Да, конечно, я приду! И даже если бы дела имелись — отложил бы! А я к тому же как раз около восьми завтра и освобожусь. Явлюсь минута в минуту!» Александр Карлович всем своим видом показывал расположение и ко мне, и к моей просьбе, и даже отказ пояснить повестку встречи его не расстроил: «Понимаю, понимаю… Видимо, вы докопались до истины, и правильно делаете, что никому не рассказываете. Мне становится очень интересно, я заинтригован!»
И выполнил он и вторую мою, «техническую», просьбу: позвонил Леониду Борисовичу и договорился о встрече назавтра с «одним человеком»: «Он будет в одиннадцать, подойдёт тогда на охрану внизу у вас и скажет, что от меня к тебе — распорядись, чтобы, не мешкая, провели со всем почтением. Хорошо?» Аудиенцию согласовали, и, дав ему небольшие инструкции на завтра, я распрощался с Карловичем и пошёл прямиком к выходу в зрительское фойе — если уж я в театре, то как на балет-то не сходить! Тем более шёл «Спартак» с первым составом, и я качественно на нём зарядился столь нужной мне сейчас воинственностью!
Кабинет у генерала из корпорации оказался в разы беднее, чем у главы СБ Большого, раза в два меньше, а его владелец крайне удивился, узрев именно меня в понедельник утром. Я воспользовался этим некоторым замешательством и взял очередного быка за рога: «Сейчас долго рассказывать, с чего это теперь Александр Карлович вам про меня звонит и о чём это вообще. Но! Завтра, в восемь вечера, вы всё узнаете — я сам подробно расскажу, но не только вам одному. Прошу вас созвониться с вашим коллегой из Большого и вместе подойти — он знает адрес. Дело касается, сами догадываетесь чего, и если вас не будет, то возникнут серьёзные вопросы… Я вам разок, да даже пару раз — пароль-то я вскрыл — сильно помог. Рассчитываю, что и вы меня не подведёте. Мы договорились?»