Смерть в темпе «аллегро»

Дуэт полицейских как шел в сторону двери, так и замер. Выходило, что тенор не просто знал Павла Августовича – а такое имя и отчество встречаются нечасто – но и довольно тесно с ним знаком: не за всякого же встречного он будет ручаться.

– Николай Константинович, вы изволите быть с ним знакомы? Кто он такой? – спросил Уваров.

– Ну как же! – это же Пабст!

– Пабст? – уточнил тот. – Простите мне мое невежество, но кто он такой? Тоже певец, как Званцев?

– Нет, зачем же? Петь он, кажется, вообще не умеет.

– То есть его – этого вашего Пабста – на самом деле зовут Павлом Августовичем и он не имеет решительно никакого отношения к пению… – надежда в голосе надворного советника лилась как мелодия упоительного Россини.

– Решительно никакого, уверяю вас, – подтвердил тенор. – Он пианист, может быть самый лучший из пианистов прошлого поколения. Второй Рубинштейн. Представляете себе – в двадцать с небольшим уже защитился как профессор, преподает, массу талантов вырастил…

– Он иностранец?

– Да, немецкого происхождения, из Кенигсберга. Вообще на самом деле его зовут Пауль Август…

– Ему лет двадцать семь, высокий, нос крючком?

– Нет, совсем нет. Пабсту сейчас – дайте вспомнить – чуть за сорок. Он статный мужчина с лицом бульдога, но это ничего не значит – он милейший, добрейший человек.

Сыщики посмотрели друг на друга и в унисон покачали головами: нет, не он. Впрочем, случайная фраза Каменева, брошенная им для описания выдающегося пианиста, имела неожиданные последствия. Уваров зачем-то попросил подождать его буквально несколько секунд. Он вернулся спустя две минуты, необыкновенно довольный собой.

– Антон Карлович, наши указания насчет этого загадочного господина были неполными, – сказал он и повернулся к Каменеву. – Вы как сказали это, так я сразу все понял.

– Простите, а что я такого сказал? – удивился тенор.

– Вы сказали, что этот ваш Павел Августович… как его фамилия? Неважно, впрочем: вы сказали, что этот Павел Августович – профессор музыки. Я и подумал – а вдруг наш плагиатор, разоблаченный Званцевым, и этот господин с неизвестной фамилией – одно и то же лицо?

– Хотя вероятность исчезающе мала, очень интересная гипотеза – довольно промычал Филимонов. – И каковы новые указания?

Уваров уточнил своим подчиненным два пункта. Во-первых, нужно было съездить в министерство народного просвещения и выяснить, кто был соискателем ученой степени на скандальном заседании – не звали ли его Павлом Августовичем. И, во вторых, требуется проверить не только это имя.

– Но слуга отчетливо слышал… – начал Филимонов, но тут же оценил весь замысел надворного советника. – Молодец, Володь, я не сразу понял. Это же его называют только Павел Августович – а по документам он может быть как угодно – и Пауль Август, и Поль Огюст, и бог еще знает как.

Филимонов двинулся к двери, за ним, держась чуть позади, пошел Уваров. Раздался неопределенный высоковатый звук голоса и статский советник вдруг вспомнил, что Каменев за каким-то бесом пришел в участок – причем явился не по вызову, а по своей воле. Что ему тут было нужно, оставалось непонятным – он ничего не спрашивал, но и не рассказывал.

– Коля, ты зачем к нам пожаловал? Только быстро.

– Я хотел получить от вас разрешение еще раз поговорить со Званцевым.

– Со Званцевым? Которым именно? Со старшим мы сами еще не говорили, он, должно быть, по-прежнему с сердечным приступом лежит.

– Нет, к Петру Казимировичу у меня вопросов нет – с Михаилом, вот к нему буквально два вопроса. Но он числится свидетелем, я не хотел бы нарушать… субординацию что ли какую-то…

– Изволь, хоть десять вопросов. Он в твоем полном…

Дверь распахнулась, и в нее не то, чтобы вбежал или впал – а, скорее, стремительно втек помощник Уварова – тот самый Михаил Антонович, что заключил в самом начале дела профессора в наручники. Вид у него был растерянный, почти ошарашенный.

– Что? – только и спросил Уваров.

– Кого? – в каком-то озарении уточнил вопрос Каменев.

– Званцева, в подворотне ударили ножом, – проглатывая окончания, проговорил тот. – Я только что с места убийства.

– Петра? – все еще надеясь, что свидетеля получится допросить, спросил Каменев.

Сыщик на секунду задумался и полез в сумку за протоколом. Сверившись с измятой бумагой, ответил: «Михаила».

– Черт подери, я так надеялся, что не его, что все-таки Петра! – поник профессор. – То есть не в смысле… Нет, я не надеялся, что хорошо бы Петра Казимировича в лучший из миров отправить, а в смысле… я даже не знаю, как сказать. В прошлый раз у Михаила была одна фраза…

– Как давно случилось? – вмешался Филимонов, не замечая последней реплики. – Где? Чем? Каковы обстоятельства дела?

Из последующего рассказа стало ясно, что убийство произошло примерно во время обеда или даже чуть позже – то есть с момента совершения преступления не прошло и двух с половиной часов. Званцеву был нанесен в область сердца один удар каким-то колющим оружием, вероятно, заточкой, сделанной кустарным способом из напильника.