Паскевич сидел за картой. Начальник штаба Сакен был рыжий немец с бледно-голубыми глазами. Петербургский гость Бутурлин, молодой "фазан", худой, как щепочка, молчал. Доктор Мартиненго был худощав, стар, с хищным горбом, окостеневшим лицом, седыми, жесткими волосиками и фабренными, шершавыми усиками. Огромный кадык играл на его высохшей шее. Ему бы кортик за пояс, и был бы он простым венецианским пиратом. Полковник Эспехо был плешив, желт, с двумя подбородками, черные усы и неподвижные, грустные глаза были у полковника. Корнет Абрамович стоял с видом готовности. Бурцев смотрел на Паскевича. - Совершенно согласен и подчиняюсь, граф, - сказал он. - Вот, - сказал Паскевич. - Немедля выступить и идтить на соединение. Больных и сумнительных - в карантин. Доктору Мартыненге озаботиться о лазаретках. Идтить форсированным маршем. Все это было решено уже две недели назад Бурцевым и Сакеном. Сакен молчал. - Слушаю, - сказал почтительно Бурцов. - Переписка наша с разбойниками короткая, - сказал Паскевич, - я Устимова послал сказать, чтобы сдавались. Ответ, - он взял со стола клочок бумаги: - "Мы не ериванские, мы не карсские. Мы - ахалкалакские". Паскевич посмотрел на всех. Эспехо и Абрамович улыбнулись. - "У нас нет ни жен, ни детей, мы все, тысяча человек, решили умереть на стенах". Хвастовня. Итак, предлагаю для сносу сорока этих курятников бить в лоб. С того берегу речонки ставить батареи. Он искоса взглянул на Бурцева. - Согласны? -буркнул он. - Совершенно согласен, ваше сиятельство, - снова ответил равнодушно и почтительно Бурцов. Паскевич взглянул на Грибоедова. Он опровергал "Journal des debats". - Предполагаю, ваше сиятельство, во исполнение вашей мысли, - сказал Бурцов, - заложить большую рикошетную и демонтирную батарею на правом берегу Гардарчая для метания бомб и гранат в крепость, а на правом берегу - брешбатарею. - Конечно, - сказал Паскевич, - а то какую же? - Осмелюсь также предложить вашему сиятельству, как уже вами с успехом испытано, впереди левого фланга еще небольшие батареи по четыре мортиры. - Считаю излишним, - сказал полковник Эспехо. Паскевич задергал ногой. - Я потому, что ваше сиятельство сами впервые обратили мое внимание на важность этого предложения, - сказал Бурцов и куснул усы. - Полковник, - сказал Паскевич Эспехо, - я понимаю, что вы против этого. Разумеется, не стоит в воробьев из всех пушек палить. Но девиз мой: не люди, а ядра. Брить два раза чище. Вот почему я на этом всегда настаиваю. - Слушаю, - сказал Эспехо. Мартиненго спросил шепотом у Грибоедова: - Здоровье госпожи Кастеллас? - Доктор, каждодневно привозите мне рапорты. Лучше лишних в карантин. Пища осматриваться должна малейшая. На воду обратить внимание. - Слушаюсь, - прошипел Мартиненго. - Не задерживаю более. Полковник Бурцов, останьтесь. Паскевич вздохнул и потянулся. - План привезли? - спросил Паскевич. Бурцов положил перед ним листок, на котором был закрашен голубой краской какой-то опрятный домик, а рядом черная клетка. Чертеж был довольно небрежный. Паскевич взглянул в листок. - Ну-ну, - сказал он подозрительно, - а... печи имеются? - Все здесь, ваше сиятельство. - Но это что же, черновой план? - Да, предварительный. - Ну-ну, - сказал снисходительно Паскевич, - Александр Сергеевич, подьте сюда. Здесь я полковнику дал план набросать по проекту Завилейского. Он стеклянные заводы хочет строить на акциях, только сумнительно. Он, кажется, недалек. Грибоедов глянул на листок. Чертеж этот, план, был чистым издевательством. - Я не знал об этом проекте, - сухо сказал он. Бурцев смотрел серьезно и прямо в глаза Грибоедову. - Вот какое дело, Иван Григорьевич, - сказал Паскевич и сделал губами подобие зевка, - тут вот проект Александр Сергеевич представил. Проект обширный. Я полагаю, заняться им следует. Вот вы возьмите и потолкуйте. Вы ведь адербиджанскими делами занимались уже несколько. - По вашему приказанию, граф, - ответил Бурцев. Он встал, и сразу рост его укоротился. У него была широкая грудь, широкие плечи и небольшие, как бы укороченные ноги. - Возьмите, - ткнул в него бумагами Паскевич. - Мнение мое благоприятное. Более вас, господа, не задерживаю.
17