Читаем Смерть во спасение полностью

Георгий один к утру прискакал во Владимир, и городские сторожа изумились, увидев своего великого князя без привычной большой свиты и охраны. Правитель слез с коня, упал на землю и заплакал. Опомнившись и въехав в город, где оставались лишь жёны, дети да старики, великий князь владимирский стал спешно призывать всех укреплять крепостные стены и готовиться к осаде. Однако вечером к нему пришли старцы и со слезами на глазах стали умолять его образумиться и не затевать новую брань, ибо некому больше защищать главный град Руси.

Константин с Мстиславом подошли ко Владимиру, окружили его, однако не торопились идти на приступ, дали великому князю время на раздумье. И тот не преминул воспользоваться счастливой возможностью. Взяв двоих юных сыновей, Георгий с покаянием приехал в стан к старшему брату, жалуясь на Ярослава и объявив его зачинщиком розни. Константин был милостив и простил брата. Он разрешил ему взять жену, детей, слуг и уехать в Городец Волжский, родовое сельцо.

Ещё через неделю во Владимир уже к новому великому князю Константину примчался с покаянием и дарами Ярослав. Поначалу, прискакав в Переяславль, он повелел готовиться к осаде, а сто пятьдесят наиболее ретивых новгородцев, требовавших выпустить их из плена да грозивших карами князю, посадил в глухое подполье, но когда через неделю пришёл проведать, то обнаружил уже мёртвые тела: все они задохлись без свежего воздуха. При виде почерневших угорелых пленников Ярослава пронял страх. От бывшего самолюбивого гусака и следа не осталось. Тут-то он и бросился с повинной к Константину.

   — Будь мне отцом, брат мой, — заикаясь и пав на колени, вымолвил бывший новгородский князь. — Мне нужен только кусок хлеба и больше ничего. Прошу, не выдавай меня Мстиславу и новгородцам...

   — Мне трудно будет сие сделать, Ярослав... — расхаживая по палате владимирского терема, вымолвил правитель. — Ты зачинщик всей смуты. По твоей вине легло больше девяти тысяч русских ратников. Владимир, Новгород, Смоленск, Псков обескровлены. Ливонцы и меченосцы могут взять теперь любую из этих крепостей голыми руками. И все из-за твоей гордыни, дикого нрава да пустого бахвальства. Я бы с удовольствием всыпал тебе сотню плетей на площади и отправил бы конюхом к младшему Святославу, которого ты втравил в свои козни. С великим бы удовольствием...

Константин вдруг резко отвернулся, сдавил ладонями виски. Когда он начинал волноваться, в глазах темнело, и жгучая боль раскалывала голову. Худой, высокий, с бескровными тонкими губами и узким лицом, первенец Всеволода Большое Гнездо страдал этими приступами с юности. Владимирский князь схватился за кресло, сел, откинулся на спинку. Кадык нервно заходил на длинной шее.

   — Тебе плохо, брат? — поднявшись, испуганно проговорил Ярослав. — Кликнуть лекаря?

   — Подай отвар... — еле слышно прошептал Константин.

Ярослав поднёс к его губам оловянный кубок, влил в рот густую чёрную жидкость. Через несколько мгновений бледное лицо князя слегка порозовело, он шумно задышал.

   — В кого ты только уродился, не пойму, — смахнув пот, проговорил Константин. — Мы же несколько раз предлагали вам пойти на мировую, а Мстислав рассказывал, что ты готов был зарубить его в схватке. А ведь он второй отец тебе!

   — Но ударил-то он меня! — огрызнулся Ярослав. — Если б не кольчужка, полплеча бы снёс.

   — Господь с тобой, уезжай в свой Переяславль, — нахмурился великий князь. — Надеюсь, у тебя будет время одуматься и замолить перед Богом свои вины. Но вот с женой тебе придётся пока расстаться. Мстислав не хочет, чтоб она и дальше мучилась с тобой, жестокосердым!

Через полгода в Новгороде Феодосия разрешилась первенцем, которого назвали Феодором. Ярослав, смирившийся с жёстким требованием тестя и живший в Переяславле, узнал об этом лишь через неделю, сел на коня, помчался к жене, но на полпути остановился и повернул назад. Хоть Мстислава и не было в Новгороде — не мог князь Удалой больше месяца усидеть в тепле, ратный дух звал в поле, — но жители ещё помнили нанесённые им обиды и могли не пустить его в город.

Сам же князь Удалой и слышать не хотел о возвращении дочери под кров мужа. Дерзкого самолюбия и ему хватало. Константин предложил брату выход: взять дары и с повинной поехать к тестю, замириться с ним да вернуть жену. Ибо в Новгороде Мстислав приставил к дочери двоих крепких дружинников на тот случай, если Ярослав задумает похитить её или попытается силой принудить к возвращению. Но Всеволодович наотрез отказался: гордыня не давала и помыслить об этом.

Прошло два года. 2 февраля 1218 года преставился великий князь Константин. На владимирский престол снова возвратился Георгий, а Ярослав по-прежнему не мог соединиться с супругой, которую, словно в темнице, держал в Новгороде Мстислав. Законный муж пересылал Феодосии тайные грамотки, умоляя её вернуться, да и сама она, побыв соломенной вдовушкой, хотела того же, но отец запретил охранникам даже выпускать её за городские ворота. Видимо, тот поединок на Липице ему крепко запомнился.

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза