Последним ударом для моего чувства прекрасного стала мантия. Королевская. Длинной до пояса, но щедро расшитая бриллиантами. Сообразив, что сотворить сей шедевр за пару месяцев не могли, я присмотрелся и не удержался от улыбки – на плечах предателя, окунувшего страну в кровь, болталась мамина юбка от парадного платья.
Заговорил лорд Справедливость ожидаемо громогласно и визгливо:
– Кто к нам пожаловал! Принц Тарис собственной персоной! Бывший принц Тарис!
Я проигнорировал это заявление. Оглядел тех, кто окружал предателя, запоминая лица, и негромко сказал:
– Бегите. И прячьтесь в самую глубокую нору. Всех причастных к гибели моей супруги найду и убью.
Ряды слегка дрогнули, но лорд Справедливость завопил:
– Принц сошел с ума! Угрожает верным слугам короны!
Я насмешливо посмотрел на пустую голову предателя:
– Не вижу короны. Насколько я знаю, Его Величество не отрекался от престола и не назначал преемника в обход прямого наследника.
На лице самозванца расцвела ехидная усмешка:
– Долго же вы сюда добирались, Тарис. Ваш папенька отрекся от престола еще вчера.
– Вот как? – я приподнял брови и, не меняя тона, сказал, – Что ж, значит, я могу короноваться прямо сегодня.
Лорд побагровел и, выбросив в мою сторону руку, точно меч, завопил:
– Схватить его!
Несколько человек робко шагнули вперед и натолкнулись на мечи моих спутников. Сам я даже не прикоснулся к оружию. Секунды капали, абсурд ситуации нарастал. Пришлось снова разбивать тишину:
– И как вы собираетесь объяснять отречение короля и смену династии?
– Правом сильного! – потешный лорд вскинул кулак вверх, забыв о том, что храм очень древний.
Костяшки пальцев скребнули по необработанному камню, мужчина со стоном отдернул кисть, но было поздно – на коже появились стремительно розовеющие ссадины.
– Хм, еще вопрос, – я разговаривал тихо, и это заставляло всех вслушиваться в мои слова, – вы знаете, что проливать кровь в храме Света нельзя? Совсем? Предвечный Свет отвергает насилие в любом виде, – я небрежно кивнул на пораненную руку предателя, стараясь не смотреть на отца. Запах болезни и старых ран ощущался от него совершенно четко.
Лорд Справедливость взглянул на ссадины и завизжал, как свинья:
– Ты труп! Смертник! Стоит тебе выйти отсюда, и твои кишки намотают на мечи!
– Ничего, – я шагнул в сторону и опустился на небольшой каменный выступ, – посижу тут и посмотрю, чем вы будете короноваться, – буднично заявил я, вытягивая ноги.
Маленькие глазки – буравчики оглядели меня с ног до головы, пытаясь обнаружить припрятанные регалии. Я же устало прикрыл глаза – мы ехали всю ночь, спать хотелось нестерпимо. Побесновавшись, лорд Справедливость убежал куда-то за спины своих клевретов. Я мысленно покивал себе – все верно, этот клоун не мог захватить власть в одиночку. Слишком тонко и умно все было провернуто. За спиной балаганного зазывалы стоял кто-то еще, и этот кто-то был здесь. Это было самым важным.
Вернулся лорд Справедливость не сразу. Я успел действительно вздремнуть, когда он появился во главе целой процессии. Медленно бредущие жрецы Света тащили тяжелые свечи, потрескивающие оранжевыми огоньками. Мне захотелось рассмеяться. Эти свечи зажигали в самую темную ночь года, помогая Свету воскреснуть.
Двенадцать мужчин с гладко выбритыми головами заунывно тянули гимн Свету и мерно шли к алтарю. За ними шагали придворные, вынося на подушке корону и ту часть королевских регалий, которую отец использовал в торжественных случаях. Видимо, стремясь основать новую династию, лорд Справедливость выбрал в сокровищнице самую старинную корону, не подозревая о том, что она женская, да еще и не королевская. Этот тяжелый венец был свадебным украшением одной из супруг короля Итара в бытность его принцем.
Подойдя к усыпанному цветами алтарю, предатель преклонил колени, ожидая, когда на него возложат корону. Я спокойно взирал на это, понимая, что все ждут моего броска, чтобы оглушить в один миг. Когда пение жрецов смолкло, один из придворных, сохраняя торжественную физиономию, поднял корону и возложил на голову самозванца… Я торопливо прикрыл глаза. Вспышка, запах паленого, резкие испуганные крики, звуки сдерживаемой тошноты. Зрение отобразило ужасную картину – перед алтарем стоял обугленный скелет, укрытый потеками расплавленного золота и россыпью закопченных камней.
– Огонь, – коротко прокомментировал я, не двигаясь.
Мои слова заставили всех успокоиться. Отец, приподнявшийся на носилках, упал обратно и поймал мой взгляд. Столько вины, нежности и боли я никогда не видел в его взгляде.
– Сын, – одними губами прошептал он, – горжусь!
Эти простые слова наполнили меня силой больше, чем все сожаления и печали. Придворные неожиданно успокоились, собрали регалии, оттащили скелет, накрыв чьим-то черным плащом. Жрецы света ни во что не вмешивались. Стояли неподвижно, как статуи, держа в руках потрескивающие свечи. Я ждал.
Отворилась скрытая драпировкой узкая дверь, пропуская в зал того, кто задумал и осуществил переворот.
– Дядя, – по-прежнему не поднимаясь, сказал я, – не рад встрече.