Смертельная белизна

Кинвара перевела на Робин ясный, золотистый взгляд своих кошачьих глаз. У нее был по-детски тонкий голосок. Лицо выглядело слегка одутловатым.

– И ведь собой хороша, как я погляжу. Мне не говорили, что ты такая красотка.

Робин не нашлась с ответом. Кинвара опустилась в низкое мягкое кресло, где обычно коротал время Рафф, сняла с темени дизайнерские солнцезащитные очки, которые придерживали копну рыжих волос, и тряхнула головой. Обнаженные руки и ноги покрывала густая россыпь веснушек. Застежка ее просторного зеленого сарафана лопалась на пышном бюсте.

– Так чья же ты дочь? – капризно спросила Кинвара. – От Джаспера я этого не услышала. Он вообще рассказывает только самое необходимое. Мне не привыкать. Просто сказал, что ты его крестница.

Никто не предупреждал Робин, что Кинвара не посвящена в суть дела. Очевидно, Иззи и Чизуэлл не предусмотрели возможности подобной встречи.

– Я дочь Джонатана Холла, – нервно ответила Робин.

У нее были наготове основные сведения о «крестнице-Венеции», но она и подумать не могла, что ее припрет к стенке жена Чизуэлла, наперечет знающая друзей и знакомых мужа.

– А кто он такой? – спросила Кинвара. – Наверно, я что-то упустила… Джаспер будет недоволен моей рассеянностью…

– Он работает в сфере землепользования в…

– А, в Нортумберленде? – перебила Кинвара, которая, по-видимому, не собиралась более дознаваться. – Значит, это было еще до меня.

Слава богу, подумала Робин.

Кинвара закинула ногу на ногу и сложила руки на пышной груди. Носок туфельки ходил вверх-вниз. Теперь вниманием жены министра опять завладел Рафаэль, которого пронзил жесткий, если не злобный, взгляд мачехи.

– А ты не собираешься со мной поздороваться, Рафаэль?

– Здравствуй, – сказал он.

– Джаспер велел мне ждать здесь, но, если ты предпочитаешь, чтобы я постояла в коридоре, могу и выйти, мне не трудно, – защебетала Кинвара тонким, пронзительным голосом.

– Ни в коем случае, – пробормотал Рафаэль, хмуро уткнувшись в монитор.

– Не хочу мешать вашей работе, – сказала Кинвара, переключаясь с Рафаэля на Робин.

А той вспомнилась история с блондинкой в ванной комнате картинной галереи. Вторично изобразив сосредоточенные поиски в ящике стола, она с облегчением услышала разговор идущих по коридору Чизуэлла и Иззи.

– …и непременно к десяти часам, не позже, иначе у меня не будет времени прочесть эту ахинею. И скажи Хейнсу, что беседовать с Би-би-си предстоит ему, – мне недосуг трепаться с этим скопищем идиотов насчет вклю… Кинвара.

Чизуэлл замер на пороге кабинета и без признаков теплоты бросил:

– Тебе было сказано ждать меня в министерстве, а не здесь.

– Я тоже рада тебя видеть, Джаспер, тем более после трехдневной разлуки, – сказала Кинвара, поднимаясь с кресла и расправляя сарафан.

– Привет, Кинвара, – вклинилась Иззи.

– Совсем забыла про министерство, – продолжала Кинвара, игнорируя падчерицу. – Все утро пыталась до тебя дозвониться…

– Тебе было сказано, – зарычал Чизуэлл, – что до часу я на совещаниях, и если речь опять пойдет о плате за случку, будь она трижды проклята…

– Да нет же, Джаспер, при чем тут случка, у меня к тебе конфиденциальный разговор, но если ты хочешь, чтобы я все выложила при детях, – только скажи!

– О господи! – вырвалось у Чизуэлла. – Что ж, пошли, давай найдем свободную комнату для переговоров…

– Вчера вечером явился некий мужчина, – сказала Кинвара, – который… и нечего жечь меня взглядом, Изабелла!

На лице Иззи в самом деле читался неприкрытый скепсис. Вздернув брови, она шагнула через порог, как будто Кинвара сделалась для нее невидимкой.

– Повторяю: расскажешь это в переговорной! – рявкнул Чизуэлл, но Кинвара не унималась.

– Вчера вечером в роще за домом я увидела мужчину, – визгливо продолжала она, и Робин поняла, что этот голос далеко разносится по узкому коридору. – Я пока еще галлюцинациями не страдаю – в роще бродил человек с лопатой, я его отчетливо видела, но за ним погнались собаки, и он пустился наутек! Ты твердишь, чтобы я не суетилась, но по ночам я в доме одна, и если ты не примешь меры, Джаспер, то я сама позвоню в полицию!

22

…не взял ли бы ты это на себя, чтобы поддержать правое дело?

Генрик Ибсен. Росмерсхольм

Наутро Страйк проснулся в самом скверном расположении духа.

Когда он, прихрамывая, тащился к Майл-Энд-парку, в голове крутилось: почему, черт побери, он, старший партнер, основатель агентства, обязан в субботнюю жару вести слежку на каком-то марше протеста, если у него полторы ноги, но при этом трое подчиненных? Да потому, отвечал он сам себе, что у него нет малого ребенка, которого не оставишь без присмотра, нет жены, которая купила билеты на самолет или сломала руку, и не назначено торжество по случаю первой годовщины свадьбы, чтоб ей сгнить. А холостяк пусть жертвует своим законным отдыхом и вкалывает по выходным.