Смертельная белизна

Таких растяжек обнаружилось более десятка. Потоптавшись за говорливой молодежной компанией, Страйк поправил сползающую маску, явно не рассчитанную на зрелого мужчину со сломанным по молодости носом, и увидел Джимми Найта: тот развлекал двух девчонок, и каждая, запрокинув голову, взахлеб хохотала. Придерживая маску, чтобы зафиксировать прорези на уровне глаз, Страйк обвел взглядом собравшихся членов ОТПОРа и удостоверился в отсутствии томатно-рыжей копны, которое объяснялось не тем, что Флик перекрасила волосы, а тем, что она попросту не явилась.

Распорядители уже начали выстраивать толпу в некое подобие колонны. Молчаливый и сонный Страйк затерялся среди демонстрантов, сразу за рядами ОТПОРа, и нарочито неуклюже двинулся следом, чтобы молодые распорядители, впечатленные его могучей фигурой, сочли за лучшее смотреть на него как на скалу, которую должны обтекать людские ручейки.

Тощий парнишка в маске «Анонимуса» поднял кверху два больших пальца, когда его пинками гнали мимо Страйка в конец колонны. Страйк приветствовал его точно так же.

Джимми, который успел затянуться самокруткой, по-прежнему балагурил с двумя девчонками, которые явно соперничали за его внимание. Темненькая, более симпатичная, держала двусторонний плакат со скрупулезно выполненным живописным изображением Дэвида Кэмерона в обличье Гитлера на трибунах олимпийского стадиона 1936 года. Это было незаурядное произведение искусства – Страйк даже засмотрелся, благо колонна, сопровождаемая полицейскими и распорядителями в светоотражающих куртках, уже двигалась в ровном, неспешном темпе, постепенно приближаясь к выходу из парка на длинную и прямую Роуман-роуд.

Ступать на протезе по гладкому гудрону было легче, но у Страйка по-прежнему пульсировала воспаленная культя ноги. Через несколько минут демонстранты принялись скандировать: «НЕТ ракетам! НЕТ ракетам!»

Перед колонной пятились фоторепортеры с камерами.

– Эй, Либби, – обратился Джимми к девушке с портретом Гитлера. – Хочешь, возьму тебя на закорки?

Страйк отметил нескрываемую зависть ее подружки: Джимми согнул колени, чтобы девушка села верхом к нему на плечи, и поднял ее над толпой. Теперь плакат был виден газетчикам.

– Покажи им сиськи, – скомандовал Джимми. – Мы сразу на первые полосы попадем.

– Джимми! – в притворном ужасе пискнула она.

Ее подружка натянуто улыбнулась. Камеры защелкали энергичнее; Страйк, пряча под маской гримасу боли, старался, чтобы его хромота не особенно бросалась в глаза.

– Мужик с самой большой камерой все время держал тебя в объективе, – сообщил Джимми, опуская соратницу на землю.

– Зараза, если меня в газетах пропечатают, мамаша с ума сойдет, – заволновалась она и пошла дальше в ногу с Джимми, не упуская случая ткнуть его локтем или шлепнуть, когда он пугал ее родительским гневом.

На взгляд Страйка, она была как минимум на пятнадцать лет моложе Джимми.

– Развлекаешься, Джимми?

Маска не позволяла Страйку скосить глаза; каково же было его удивление, когда прямо перед ним возникла нечесаная помидорно-рыжая копна и он без труда опознал Флик, успевшую примкнуть к демонстрантам. Джимми, похоже, удивился не меньше.

– Вот так встреча! – сказал он, вяло изображая радость.

Флик зыркнула на девчонку по имени Либби – та сочла за лучшее рвануть вперед. Джимми попытался обнять Флик, но она, дернув плечом, высвободилась.

– Фу-ты ну-ты! – воскликнул он с видом оскорбленной добродетели. – Что случилось?

– Угадай с трех раз, – огрызнулась Флик.

Страйк понимал: Джимми не может решить, как с ней держаться. На его нагловато-красивом лице отразилась досада, но вместе с тем и определенная настороженность. Он сделал еще одну попытку обнять Флик за плечи, но на этот раз получил по руке.

– Фу-ты ну-ты! – повторил он с ноткой враждебности. – За что, черт возьми?

– Я делаю за тебя всю грязную работу, а ты клеишься к этой? За дуру меня держишь, Джимми?

– НЕТ ракетам! – гаркнул в рупор кто-то из распорядителей, и толпа вновь подхватила этот клич; шагающая рядом со Страйком женщина с ирокезом орала пронзительно, как павлин.

Скандирование толпы давало Страйку определенное преимущество: он мог не сдерживать стоны, наступая на протезированную ногу; это приносило какое-то облегчение, но маска дрожала на потном лице, как будто от щекотки. Сквозь прорези Страйк, щурясь, наблюдал за ссорой Флик и Джимми, но их слова заглушал хор голосов. Лишь когда демонстранты переводили дух, Страйк улавливал обрывки разговора.

– Мне твои придурки уже поперек горла, – кипятился Джимми. – Разве это я, чуть что, бегу в бар, чтобы снять там студентишку?

– Ты же меня сам к этому толкнул! – сдавленно выкрикнула Флик. – Ты подло меня к этому толкнул! Сказал, что не падок на особые…

– Ну погорячился, дел-то – куча, – грубо ответил Джимми. – У меня же был стресс. Билли мне плешь проел. Я вовсе не имел в виду, что ты должна нестись в бар и кадрить там какого-нибудь барана…

– Ты сам сказал, что тебе надоело…

– Ну с кем не бывает: психанул, наговорил всякой фигни. Вот если бы я заваливал бабу каждый раз, когда ты меня достаешь…