Смертельная белизна

Стоило ему сделать шаг с тротуара, как правое бедро пронзила нестерпимая боль, словно в мышцы вонзился нож. Нога подвернулась, он боком рухнул на проезжую часть и, ободрав вытянутую руку об асфальт, ударился плечом и головой. Где-то рядом от ужаса взвизгнула женщина. Зеваки решили, что он пьян. Такое случалось и прежде, когда Страйк падал на улице. Униженный, злой, он со стоном заполз обратно на тротуар, едва убрав правую ногу из-под колес транспорта. Какая-то девушка нервно подскочила к нему с предложением помощи, Страйк на нее рявкнул и тут же устыдился.

– Извините, – прохрипел он, но девушка уже бросилась догонять подруг.

Страйк подтянулся к ограждению, отделявшему тротуар от мостовой, и сел, прислонившись спиной к металлу. Глаза заливало потом и кровью. Подняться без посторонней помощи нечего было и думать. На заднем краю культи он нащупал яйцевидную опухоль и понял, что это разрыв сухожилия. Боль делалась настолько резкой, что к горлу подступила дурнота.

Он достал из кармана мобильный. Экран, как оказалось, треснул.

– За…дол…ба…ло, – пробормотал он с закрытыми глазами, прижавшись затылком к холодному металлу.

Прохожие обходили его стороной, как алкоголика или бродягу, а он сидел без движения и обдумывал немногочисленные варианты действий. В конце концов с ощущением полной безысходности он открыл глаза, утер лицо рукой и набрал номер Лорелеи.

23

…хиреть тут в сумерках этого брака…

Генрик Ибсен. Росмерсхольм

Робин понимала, что празднование первой годовщины свадьбы, еще не начавшись, завершится провалом, – до нее это дошло еще в крипте палаты общин, откуда был отправлен Страйку ее отказ последить за Джимми.

Чтобы облегчить совесть, она поделилась этим с Мэтью, когда тот заехал за ней после работы. Мэтью и без того был на взводе – он терпеть не мог садиться за руль «лендровера» в пятницу вечером, а потому тут же перешел в наступление и призвал жену к ответу: с какой стати она считает себя виноватой, если Страйк уже два года использует ее рабский труд? А затем стал последними словами честить Страйка, да так, что Робин волей-неволей встала на защиту своего партнера. Спорили они битый час и в какой-то момент, поймав жест ее левой руки, Мэтью заметил отсутствие помолвочного колечка с сапфиром и гладкого обручального. Она всегда оставляла их дома, если предстояло изображать незамужнюю Венецию Холл, но не сообразила, что сегодня до отъезда не успеет забрать их с Олбери-стрит.

– Черт побери, в день нашей годовщины ты забыла кольца? – разорался Мэтью.

Полтора часа спустя они подъехали к зданию из золотистого кирпича. К автомобилю подскочил швейцар, чтобы открыть дверь для Робин. Ее «спасибо» прозвучало еле слышно: в горле стоял твердый, злой ком.

За ужином в гостиничном ресторане, удостоенном мишленовских звезд, они почти не разговаривали. Робин, которой казалось, будто она жует пластик с пылью, обводила взглядом соседние столики. Все посетители оказались намного старше их с Мэтью, и Робин невольно задалась вопросом: случался ли у этих супружеских пар такой же раздрай и как после этого жить дальше?

Той ночью они спали спиной друг к другу.

В субботу Робин проснулась с ощущением, что каждая минута, проведенная в этом отеле, каждый шаг по прекрасно ухоженной территории с лавандовой дорожкой, каждая прогулка по японскому садику, экологически чистому огороду и плодовому питомнику обходится им в умопомрачительную сумму. Как видно, та же мысль посетила и Мэтью, потому что за завтраком он несколько смягчился. Но беседа так или иначе норовила свернуть в нежелательное русло, от которого они оба шарахались как от огня. У Робин в виске стучала головная боль, но обращаться к обслуживающему персоналу за таблетками нечего было и думать: любое проявление недовольства жизнью грозило привести к новой размолвке. Небезопасно было даже вспоминать день бракосочетания и медовый месяц, но Робин уже не понимала, бывает ли как-то иначе. Во время прогулки по территории разговор велся исключительно о работе Мэтью.

На следующую субботу была намечена встреча по крикету между его компанией и партнерской фирмой. Мэтью, игравший в крикет не хуже, чем в регби, очень ждал этого матча. Слушая его хвастливые рассказы о собственном спортивном мастерстве и колкости насчет неуклюжести Тома, Робин в нужные моменты смеялась и поддакивала, но все это время несчастные и холодные уголки ее души были заняты тревогами: отправился ли Страйк на эту манифестацию, светит ли ему вызнать что-нибудь дельное в отношении Джимми и как получилось, что она, Робин, связала свою судьбу с напыщенным, самодовольным типом, напомнившим ей красивого паренька, в которого она некогда влюбилась.