Смертельная белизна

Сейчас в голове у него роились все нелестные мысли о Робин, которых она всегда опасалась: припомнил он ей и новый дом на мощеной улочке Олбери, выгодно отличавшийся от двух продуваемых сквозняками чердачных каморок, и все права и привилегии, какие давало ей тонкое золотое колечко на безымянном пальце – несбыточная мечта Лорелеи, которой оставалось только расстраиваться, когда пообедать, а то и поужинать вдвоем на выходных не получалось, – и обещание Робин делить все обязанности поровну, данное ею в тот день, когда он сделал ее партнером по бизнесу – уж, наверное, не для того, чтобы она сломя голову неслась домой к мужу.

Да, за два года работы в агентстве Робин отпахала массу времени сверхурочно, не получая за это ни гроша. Да, она делала для него больше, чем требовало чувство долга. Да, под дулом пистолета он бы согласился, что теоретически обязан ей по гроб жизни. Но факт оставался фактом: сейчас он ковыляет по улице навстречу нудным часам утомительной и, скорее всего, безрезультатной слежки, а она с этим козлом, с муженьком, уносится на выходные в загородный отель, – от одной этой мысли у него еще сильнее заныли спина и нога.

Небритый, в старых джинсах, потрепанной, застиранной фуфайке и стоптанных кроссовках, с полиэтиленовым пакетом в руке, Страйк вошел в парк. Вдали маячила толпа демонстрантов. Риск того, что Джимми может его узнать, едва не вынудил Страйка вообще забить на этот марш, но последнее сообщение от Робин (которое он – исключительно по злобе – оставил без ответа) перевесило все остальное:

В офис приходила Кинвара Ч. Говорит, вчера, когда стемнело, заметила в роще у дома мужчину с лопатой. Чизуэлл, по словам жены, запретил ей звонить в полицию, но она пригрозила все равно это сделать, если он сам не примет меры против нарушителей. Кинвара не в курсе нашего расследования. М. проч., верит, что я – Венеция Холл. Наконец, по нек. сведениям, в фонде «Равные правила игры» грядет проверка. Пытаюсь узнать доп. подробности.

От этого сообщения Страйк просто лез на стену. В данный момент его бы устроило только одно: конкретные улики против Герайнта Уинна, тем более что таблоид «Сан» уже раздувал дело Чизуэлла, отчего клиент дергался и не выходил из стресса.

По сведениям Барклая, Джимми Найту принадлежала десятилетняя «судзуки-альто», которая не прошла техосмотр и в настоящее время стояла без движения. Барклай допускал, что Джимми способен уехать за семьдесят миль от дома, чтобы под покровом темноты проникнуть в сад и в рощу к Чизуэллам, но Страйк считал это маловероятным.

Он, в свою очередь, рассматривал другой вариант: Джимми, скорее всего, засылает туда своих приспешников, чтобы те нагнали страху на хозяйку дома. У человека, выросшего в тех краях, наверняка остались там друзья-приятели. Еще одна версия, более тревожная, сводилась к тому, что Билли вырвался из темницы, реальной или мнимой, где, как он сообщил Страйку по телефону, его удерживали силком, и теперь, оказавшись вблизи старой отцовской хижины, вознамерился либо откопать младенца в розовом одеяле, чтобы доказать факт убийства, либо под воздействием какой-то навязчивой идеи покалечить одну из лошадей Кинвары.

Встревоженный этими необъяснимыми событиями, любопытством газетчиков к личности министра и невозможностью сдвинуть расследование с мертвой точки, Страйк уже готов был пуститься во все тяжкие. Невзирая на усталость, боль в мышцах и подозрения в бесполезности сегодняшней слежки за демонстрантами, он чуть свет буквально вытащил себя из постели, пристегнул к опухшей культе протез и через силу отправился в двухчасовой пеший поход, начинавшийся от Майл-Энд-парка.

Когда в толпе уже стали вырисовываться лица участников марша, Страйк нацепил извлеченную из пакета белую пластиковую маску Гая Фокса, с усами и дугообразными бровями, – в последнее время такая ассоциировалась с хакерским сообществом «Анонимус». Отправив скомканный пакет в ближайшую урну, он похромал в сторону скопления плакатов и транспарантов: «Нет ракетам у наших домов!», «Нет снайперам на улицах!», «Не позволим играть с нашей жизнью!» – и многократно повторенного «В отставку!» с портретом премьер-министра. Идти пришлось по траве – самой неблагоприятной поверхности для протеза. Страйк весь взмок, пока искал оранжевые транспаранты ОТПОРа с характерной символикой – разорванными олимпийскими кольцами.