Смертельная любовь

– Он знал еще до ареста. Она как-то пришла ко мне в неважном состоянии и говорит: я хочу поговорить с Борей. А тогда Ленечка, его сын, заболел, и Зинаида Николаевна над его кроватью взяла с Бориса Леонидовича слово, что он больше с Ивинской встречаться не будет. Короче, пошла я по Люсиной просьбе к ним в Лаврушинский. Прихожу, все Борису Леонидовичу рассказываю, а Зинаида Николаевна говорит: никуда тебе ходить не надо, я пойду к ней сама.

– Вы рассказывали при Зинаиде Николаевне?

– Она вошла, я не стала прерываться. Я говорю: она больна. А Зинаида Николаевна: знаем мы эти болезни. Мне не очень хотелось, чтобы она шла, но она пошла. А Борис Леонидович выскакивал на лестницу и говорил: Зина, только будь добра!.. Ну, сказать, что она была чересчур добра, я не могу. Но она и скандала не устроила. Я вышла из комнаты, но так как квартира коммунальная и деться мне некуда, я слышала их разговор. Зинаида Николаевна сказала четко: вы женщина молодая, у вас что-то еще будет в жизни, а у меня семья, и я вам это все не уступлю, учтите, я буду бороться. А Люся «тактично» говорила: он вас не любит, он любит меня. На том расстались. Люсе стало плохо совсем, она перед встречей наглоталась, чтобы успокоиться, лекарств. Вызвали скорую, и скорая зафиксировала попытку самоубийства…

– И так они не виделись до ее ареста?

– Я не знаю. Не помню. Люся отсидела три с половиной года. Все время Борис Леонидович помогал ее семье. А потом они встретились. И все вернулось. И когда говорят, что он не хотел ее видеть, когда умирал, – не думаю. Он плохо выглядел, и, я думаю, поэтому еще не хотел, чтоб Люся видела его в таком виде.

– Каким было прощание?

– Люся пришла и сидела на скамейке около дома, рядом сел Паустовский. Когда Бориса Леонидовича вынесли, подкатил похоронный автобус, и гроб хотели поставить в автобус, а люди не дали и несли его на руках до самого кладбища. Когда процессия тронулась, мне было непреложно очевидно, что Люся тут должна быть, и мы с ней вдвоем так и прошли весь путь рядом. У могилы она простилась с ним, и все. Я ревела. А когда опускали гроб, зазвонили колокола – чистое совпадение, но…

– Потом ведь ее второй раз посадили?

– Через два месяца. За контрабанду. За то, что она получала гонорары Бориса Леонидовича по его просьбе. Не валютой – рублями. А первый раз сидела по статье 58-10: Пастернак – английский шпион, а она любила Пастернака, чуждого нам, а Суркова, близкого нам, она не любила. Потом я ходила хлопотать о ее освобождении, говорила, что ее имя связано с именем известного поэта Пастернака. А чиновник мне сказал: известный поэт, а выйдете из здания, спросите, кто-нибудь его знает?..

Письма Ольги Ивинской из лагеря в Потьме (Мордовская АССР) Ольге Поповой (впервые опубликованы автором в «Комсомольской правде»)

…Все будто с ним последний разговор не окончен. Последнее распоряжение не выполнено. На могилу тоже мне вдруг захотелось. На закате. И вдруг заплакать так, как еще не удалось – плакать до облегчения, до усталости. И так я еще ведь не плакала. Еще ведь была как пришибленная, еще ведь даже в смерть его не поверила как следует… …Но спасает сознание, что все же я очень была счастливая – и даже ведь долго, и уже, по совести, хватит..

* * *

…Ох, Люська! Как все еще не утряслось, когда меня от Вас оторвали, какая я ехала другая: но осталось все-таки ощущение, что я еще живой представитель, и пока не засыпали землей – я еще не только я, но и он…

* * *

Милый Люсеныш. Я надумалась – может, к Федину сходить – он депутат маминого района и все знает, и в вечер, когда Боря хотел умереть, я пришла к нему…

* * *

ЦК, ШЕЛЕПИНУ от Ивинской О. В. осужд. за «контрабанду» (ст. 15, срок 8 лет) 7. ХII. 60 года.

Просьба.

Прошу Вашего содействия в пересмотре моего срока. Я получила в 60-м году 8 лет тюрьмы. Тогда режим в лагере был слабее, а сейчас такие сроки, как у меня, дают только настоящим преступникам – убийцам, растратчикам, валютчикам и спекулянтам. Я к ним не принадлежу. Борис Леонидович решил получать гонорары таким образом, который вменен мне – в 58 году; это было его личным решением. Ни он, ни я не думали, что в способе передачи есть уголовное преступление… Я виновата, если виноват Б. Л-ч, но я не инициатор и на следствии переоценена моя роль как злого духа. Я очень много сделала, чтобы этого всего избежать, но Б. Л. не хотел этого, а не делить его решений, распоряжений и вины я не могла. Мы слишком друг друга любили, слишком были связаны. Не поддержать его я не могла… Прошу Вас содействовать в возвращении меня к жизни. Я была близким, самым близким человеком замечательного русского поэта, а он бы умер второй раз, если бы увидел, что со мной сделали и в какой обстановке я обречена умирать… О. Ивинская. 20.Х.62 г. (Вариант жалобы, посланный Люсе Поповой).

* * *