Смертельная поэзия

Спичка погасла, и тут же за спиной Феликса Яновича раздался какой-то шорох. Не оборачиваясь, Колбовский сказал.

– Вы можете не таиться, Егор Мартынович. Я не донесу в полицию.

Несколько мгновений царила тишина, а затем сзади раздалось сердитое сопение.

– Умник, тоже мне! – хмыкнул Бурляк.

Они вышли на крыльцо, и Феликс Янович окинул Егора внимательным взглядом. Простодушное лицо Бурляка покрывалась нездоровая бледность, щеки запали, а веки набухли и посинели. На нем была рубаха явно не первой свежести, суконная куртка, заляпанная грязью, и картуз. И хотя сивухой от него не пахло, на ногах Бурляк стоял шатко, словно человек, перенесший тяжелую болезнь.

– Вы как меня узнали-то? – спросил Бурляк, опираясь на темные от влаги перила крыльца.

– Больше некому, – Феликс Янович развел руками. – Там полицейские натоптали, конечно, но поверх них на грязи несколько совсем свежих отпечатков. И видно, что сапоги, а не штиблеты как у господина Муравьева. Кому, кроме вас, могло понадобиться сюда прийти? Да еще и замок не двери сломать. Нехорошо-с!

– Ха! – фыркнул Бурляк. – Плевать на замок. Мне надо было зайти туда и самому убедиться.

– Убедиться в чем?

Бурляк помедлил, а затем повернул круглое лицо к Феликсу Яновичу и спросил:

– А вы верите, что ее убил грабитель?

– Кто же еще? – в горле Колбовского стало сухо и горько.

– Не знаю, – вздохнул Бурляк. – Но это какой-то бред!

Его лицо исказилось, глаза мгновенно наполнились слезами, и Феликс Янович деликатно отвел взгляд, чтобы не смущать бедолагу.

– А этот даже не показался здесь! – зло выдохнул Бурляк. – Не счел нужным!

Начальнику почты не надо было уточнять, кого имеет в виду Бурляк. Но он деликатно промолчал.

– Если кто и желал ей зла, так это он! – яростно продолжил Егор.

От этих слов Феликс Янович несколько опешил.

– Так вы что же – склонны обвинять Алексея Васильевича? В подобном злодействе? – растеряно уточнил Колбовский.

– А кого же еще?! Вы-то, надеюсь, не поверили в брехню про грабителей?

– Я бы не стал никого обвинять огульно, – уклончиво ответил Колбовский.

Бурляк не ответил, а только презрительно хмыкнул. Феликсу Яновичу помолчал, размышляя – не будет ли слишком опрометчиво воспользоваться помощью такого ненадежного человека? Бурляк явно был подвержен импульсам и склонен к необдуманным поступкам и выводам. С другой стороны, отделаться от него сейчас будет крайне затруднительно. Феликс Янович решил рискнуть.

– Раз мы оба с вами здесь, я хотел бы попросить вас о помощи, – аккуратно предложил он.

– Помощь?! В чем?! – Бурляк, опомнившись, уставился на Феликса Яновича. – Вам-то какое дело?!

– Аглая Афанасьевна была моим другом, – Колбовский вздохнул. – И здесь я по той же причине, что вы. Вы правы, выражая сомнения в версии с ограблением. В этой истории слишком много странностей, которые не находят логического объяснения. А если такового нет – значит, мы не видим всех фактов.

– А что же кажется вам странным?

– Убийство при грабеже – очень редкое дело, – задумчиво сказал Феликс Янович. – За все время, что здесь служу, еще ни один вор в Коломне не убивал тех, кого грабил.

Колбовский внезапно разговорился – те мысли, которые одолевали его весь день, вырвались наружу потоком горячих, взволнованных слов. Он смотрел на небо, наливающееся ночными чернилами, и говорил вслух, запоем – словно читая по невидимой книге.

– Тут секрет в природе человека. Одно дело – стащить что-то. Те же безделушки, или кошелек. А совсем другое – отнять человеческую жизнь. От первого до второго – очень большой шаг. Если бы серьезный разбой – тогда, да. Но серьезные бандиты ради такой мелочи в дом не пойдут. Рисков много, а добыча – копейки. А тот, кто за брошкой полезет, скорее добычу бросит, да убежит, чем убивать. Да и какой смысл? Посудите сами. Если бы на грабителя вышел мужчина с оружием – тогда понятно. А тут – одинокая хрупкая девица. Ее припугнуть одним словом – она либо в обморок упадет, либо в угол со страха забьется. Зачем убивать? Бессмысленная жесткость!

– И такое тоже бывает, – тихо отозвался Бурляк. – Иногда люди хуже зверей. А жесткость всегда бессмысленна.

– Да, вы правы, – Феликс Янович сник, утратив порыв гневного вдохновения. – А все же хочу убедиться…

– Я тоже, – откликнулся Бурляк, не уточняя, что именно подразумевает начальник почты.