Встаю и беру в шкафу первое попавшее платье. Помятое. Как и она сама. Затем надеваю сверху белоснежной майки, которая стала для неё и пижамой, и повседневной одеждой. Силой заставляю её подняться, говорю «не бойся» на ухо. Веду за собой на середину комнаты.
Она так неуверенно стоит на своих ногах, пошатываясь. Вот-вот — и упадёт. Но мои руки крепко держат её за талию, не давая ей шанса на это.
— Возьми меня за плечи, — прошу я, и она выполняет, испытывая странную дрожь в руках.
— Нет, я не чувствую твоих нежных ручек. Сними с меня рубашку. Сама.
Сразу же её полупрозрачные пальчики начали расстёгивать каждую пуговицу, так медленно и трясясь.
Я не мог отпустить её. Она упадёт. Возможно, мышцы ног немного атрофировались за всё это время, что она не ходит.
— Снимай, — проговорил я, когда все пуговицы были расстегнуты, благодаря моей принцессе. — Теперь клади ручки мне на плечи.
Теперь я чувствую тебя всем нутром, так естественно и нежно.
Мы двигаемся не спеша, в такт тишине, которая стала для нас главной музыкой нашего танца. Она переводила свой взгляд с меня на пол, когда наступила мне на ноги, думая, что я могу рассердиться. Но я не знаю, что мне сделать, как отблагодарить за этот волшебный танец, который она подарила мне вопреки всем моим запретам.
Не могу отпустить. Не могу насытиться ею. Бывает, что человек с голода подыхает. У меня так же. Только вместо потребности пищи — она. Самая моя страшная и необратимая зависимость. Мой аппетит в ночи и моя жажда днём. Причина моей сердечной недостаточности и слабости в ногах. Моя милая. Моя любовь.
Непреодолимое желание выгравировать своё имя у неё на шее, животике, спине, везде, где только можно, чтобы каждый озабоченный урод знал, что девочка моя, она принадлежит мне.
Нет, ты должен преодолеть, должен бороться, она ведь не выдержит такой сокрушительной боли и испорченной кожи. Это поистине последнее, что я могу с ней сделать.
Её ладони на моих плечах вызывают особый зуд на коже. Опять ужасные картины, что эти руки могут прикасаться к другому телу, другому мужскому телу.
— Но это мои ручки. Мои ножки. Ты моя вся, — неожиданно вырывается из меня и я уже несу её снова на кровать.
Сегодня и так слишком много времени ты провела в движении.
— Я сейчас приду, — проговариваю и отправляюсь в ванную, чтобы взять мазь для суставов.
Спустя минуту она всё так же сидит, не смея сдвинуться с места. Какая умница. Самая послушная. Самая покорная.
— Сейчас мы намажем тебе ручки этим, — объяснил я начал втирать в её ладони мазь огромным слоем.
Из-за столь толстого слоя, который я просто оставляю на её коже, может образоваться жжение с покраснением. Точнее не может, оно точно будет. А если мы будем практиковать такое каждый день, то она надолго свыкнется с зудом на своих ручках. И они никогда и ни за что не смогут касаться никого. Она просто не сможет. Для неё касания будут означать неустанные муки.
— Будет немного жечь, любимая. Но ничего, так нужно. Главное, не смывай мазь с ручек.
Хотя, как же ты это сделаешь, не вставая с кровати.
Глава 33. Вот и всё, моя сладкая.
Захожу в квартиру с полными пакетами продуктов. Ведь мне даже кормить её было нечем. Несу их на кухню и вижу её.
Не понял.
— Почему ты не в постели? Почему встала, пока меня не было? — занервничал я, бросая пакеты на пол.
Да, в этом нет ничего страшного. Для любого другого человека. А я не потерплю, чтобы она делала что-то вопреки моим словам.
— Но я звала тебя, — оправдывалась она, пока я стремительно усаживал её на стул, только чтобы никаких признаков самостоятельности от неё не исходило. — Ты не приходил так долго.
— Почему ты встала? — повторил вопрос я, не замечая всех её объяснений.
— Мне очень захотелось пить, — с сожалением и в глазах, и в голосе проговорила Полин.
— Пить? Прямо как в ту первую ночь, когда ты у меня ночевала, помнишь? — спрашиваю я, сажаясь на колени прямо у неё под ногами. — Но тогда ты могла ходить, пойми. Сейчас — нет.
— Но я и сейчас могу ходить, — заверила она, серьёзно просмотров мне в глаза, как будто пытаясь убедить меня в этом.
— Ты так думаешь? Посмотрим, что ты скажешь через пару дней.
— О чём ты говоришь, Стаас? Почему ты не разрешаешь мне ходить самой?
— Не задавай глупых вопросов, милая. Если бы позволил, ты бы уже давно ушла от меня, правда? Своими крохотными ножками по этому твёрдому полу прямиком за порог этой квартиры, — всё, что было сказало мною, появлялось в моей голове, и с этого момента мне хотелось ограничить её ещё больше, во всём, что только можно. — Пойдём в спальню.
— Ты пойдёшь, ты с-сам пойдёшь, мне ты не позволишь этого сделать, — запинаясь, твердила Полин. — Я не хочу так жить. Ты мне ничего не позволяешь сделать. Лучше мне умереть.
Эти слова... Эти слова повергли меня в шок, заставили забыть как надо говорить, как надо дышать. С тридцать секунд смотрю на неё, не в силах даже придумать, что сказать. Затем встаю. Смотрю на неё свысока.