— Знаешь, почему ты не должна ходить? Чтобы я был нужен тебе одним своим присутствием, благодаря которому ты сможешь и поесть, и попить, и сходить в туалет. Я не могу тебе позволить существовать без меня. Я же сдохну, любимая. Просто сдохну, как жалкое насекомое, что раздавили и не заметили, — я готов был долго рассказывать ей, насколько сильно её потребность во мне убивает во мне монстра, но мелодия мобильного в кармане отвлекла меня от важного. — Сам Господь не хочет видеть твою боль, любимая.
Ещё одно подтверждение тому, что в моих руках ангел. И пусть он не даст мне сорвать с него крылья.
Выхожу за дверь. Тяжело дыша, поднимаю трубку. Неужели.
— Да, — судорожно отвечаю я.
— Что, можешь меня поздравить, точнее я тебя поздравляю. Всё у меня на руках, получилось даже чуть раньше, чем планировалось. Так что жди с пилюлей после обеда и готовь бабки, как и обещал.
Вот и всё, моя сладкая, потерпи пару часов, и у тебя больше не будет никакого выбора, ни единой возможности. Только мои объятия. Только мои руки, ласкающие тебя ночами и днями. Только я, несущий тебя на руках везде, где только можно.
— Обязательно, Хэнк. Ты же меня знаешь.
Глава 34. Ты ведь не дашь ему ничего сделать со мной?
Господи, помоги мне прожить эти несколько часов в спокойствии. Не дай сойти с ума от предвкушения. Не дай погубить её до того, как она полностью станет мною зависима. Только эти злосчастные часы отделяют меня от нашей будущей счастливой жизни, в которой маленькая кукла — в моих руках, а крутить её, расчёсывать или переодевать — мои заботы и решения. Наконец не буду судорожно лететь домой, забивая себе голову мыслями о том, что она может встать, пройтись или вообще сбежать, спрыгнуть в окно от отчаяния и одиночества.
Но что делать с работой, когда она будет здесь одна, совсем одна, не в силах о себе позаботиться?
Это второй вопрос. Это не так важно сейчас. Важно дождаться.
Спокойно готовлю для неё обед, ещё ни разу не зайдя к ней обратно.
Пускай ревёт и истерит, это ничего уже не изменит.
Захожу в спальню с подносом. Кладу его на тумбочку. Лежит на животе, уткнувшись носом в подушку, плачет, тихо и смирно. Касаюсь её оголённой ноги.
— Милая, я хочу тебя порадовать, — произношу, разворачивая её к себе полностью. — Сегодня у нас с тобой ничего не будет, если ты не хочешь. Ты же не хочешь, правда?
Она смотрела на меня полными грусти и удивления глазами, заправляя клочки волос за уши, но они были настолько коротки, что возвращались обратно. Красавица. Может быть, когда-то мы дойдём до того, чтобы полностью избавиться от этих ненавистных мною волос. Вовсе как беззащитный младенец — без волос и ничего не умеющий, во всём окружённый опекой родителей, только вместо них — я.
— Нет, — дрожащим голосом отвечает Полин.
— Вот и славно. Тогда сейчас я покормлю тебя и переодену. У нас с тобой сегодня важный гость.
— Какой? — обеспокоено спросила Полин, прикрываясь одеялом.
— Увидишь.
Полин ела с моих рук, как и всегда. Ей ничего не надо было делать, только открывать рот. Возможно, когда-то мы дойдём и до того, что твои ручки, вверх моего блаженства, перестанут свою деятельность. Ведь что ты ими можешь сделать? Только утереть слёзки, но и для этого у тебя есть я.
В шкафу нашёл самое тёмное, мешковатое платье. Не знаю, как оно здесь оказалось. Наверное, старое. Вместе с тем взял шерстяную кофту. Пусть он и врач, и приходит по моему поручению, но рассматривать свою девочку со всех сторон я тоже не дам. Достаточно того, что он будет касаться и видеть её. Это и так слишком многое. Я бы не смог согласиться, если бы не то, что поставлено на кон. Её потребность во мне.
Надеваю на неё платье. Потом кофту.
— Надо немного подождать. Только не бойся, любимая. Этот человек придёт, чтобы помочь тебе, — успокаиваю её я и целую в губы, еле касаясь до них своими. — Будь тут. Я пойду покурю.
Вместе с сигаретой в моей руке оказался стакан виски. Слишком рано отмечать событие, но для душевного успокоения необходимо.
Брошу курить. Пить тоже. Отныне единственной моей зависимостью и привычкой будет моя девочка. Моей самой полезной привычкой. Той, что не разрушает, а укрепляет и никогда не даёт упасть.
— Бог мне судья. Но я сделаю это.
Не смотрю на часы. Не могу видеть сколько осталось. Изводить себя каждой минутой ожидания, которая длится за все десять часов, — самая страшная пытка для меня. Ожидание — самое нелепое и противное чувство, от осознания, что от тебя ничего не зависит, чувствуешь себя никчёмным существом.
Когда вместе с бутылкой виски опустела и пачка сигарет, решаю приготовить деньги. Пускай всё будет быстро и чётко, без лишних действий.
Хочу вновь пойти к Полин. Последний раз побыть с ней наедине, пока она ещё дееспособна. Но звонок домофона опережает меня. Сердце одновременно и замирает, и продолжает стучать в миллионы разы быстрее и сильнее.
Неужели сейчас?
Открываю, даже не спрашивая, кто там.
Выхожу за порог, предвкушая его.