Прошло больше недели после ссоры с Камиллой, но ничего схожего с помутнением, произошедшим в тот день, мадемуазель де Фредёр больше не испытывала. Постоянные попытки вспомнить и объяснить тот внезапно навалившийся ужас делали его все более похожим на фантазию или очередной затянувшийся сон.
– Наверняка вы сами являетесь завсегдатаем подобных слушаний, не правда ли, мой дорогой друг? – Не ведая того, Пласид спас дочь от неудобного вопроса. – Живо представляю вас на лекции по медицине или латинской литературе. Угадал ли я хотя бы отчасти?
– Не люблю слушать в толпе то, что могу прочесть в одиночестве. – Леонард поморщился. – Относительно недавно, собственно, ходил в оссуарий смотреть на Рабле [30]
.– Левобережные каменоломни?[31]
Я застал то время, когда их закрывали, хотя, признаюсь, не отношусь к людям, для которых это было большой утратой. И все же, еще в году сороковом никто и не мог надеяться, что их со временем вновь откроют, а теперь вы спокойно проводите в них свой досуг. Удивительно!– Что называют «оссуарий»? – спросила Хелена, чтобы отогнать от себя дремоту.
– Некрополь, если хотя бы это слово вам о чем‑то говорит, – ответил месье Гобеле без всякого оттенка в голосе. – Юные мадемуазель, вроде вас, от подобных мест либо в ужасе, либо в восторге.
– Поделитесь, что вы испытали от вида покойного Рабле? – Пласид не дал своему визави перевести тему. – Мне выдавалось несколько раз побывать у могил великих мира сего, всегда чувствовал благоговейное оцепенение.
– Мне сложно представить что‑то более ужасное, чем видеть человека вживую и точно знать, что он умер.
Повисла неловкая пауза. Хелена глубоко выдохнула в надежде, что совершенно бессмысленный и пустой для нее разговор на том прервется. Однако Леонард закинул ногу на ногу и в том же равнодушном тоне продолжил:
– Но и с живым Рабле я бы увидеться точно не захотел.
– И почему же? – Пласид, заметно смущенный мрачным тоном их беседы, пытался увести ее в другое русло.
Хелене не удавалось взять в толк, почему отец так тянулся к общению с Леонардом: они принадлежали разным поколениям, и оттого интересы их не имели общего. Однако Пласид раз за разом приглашал этого мужчину к ним домой и сам предлагал заниматься документами Гобеле в сверхурочное время, открывая ви́на бутылку за бутылкой.
– Приятно выразить уважение книгам, не обременяя себя напускной скромностью и благодарственными речами автора. Сделать это можно лишь в случае, если тот уже умер.
– Иногда мне кажется, что вы совершенно не любите людей, мой дорогой друг!
– Не люблю пустой торжественности, хотя и это тоже.
– Отец!
От внезапного выкрика мужчины вздрогнули – про изнывающую от скуки даму они оба благополучно забыли.
– Отец, я почти уверена, что мой дядя регулярно устраивает званые вечера у себя дома. Почему мы так не делаем?
Терять Хелене было нечего: уйди она к себе в комнату, развлечения ограничились бы лежанием на кровати. Слушать же и дальше наискучнейший диалог про чью‑то там могилу она была просто не в силах.
– Я полагал, ты имеешь представление о различиях в каждодневных обязанностях нашей семьи и семьи твоего дяди. – Пласид говорил неуверенно и почти с трудом. – Разумеется, брат изредка устраивает у себя приемы. Однако нужно понимать, что проводятся они для установления важных деловых и социальных контактов, а не для праздного времяпрепровождения.
– Тем не менее мы на них не попадаем, так как ваше общение ограничивается обменом открытками под Рождество! – Не обращая внимания на присутствие постороннего человека, Хелена хотела разойтись в обвинительной тираде. – У нас достаточно просторный дом, и небольшая компания точно бы поместилась, так почему…
– Потому что платой за ваши званые вечера будет жизнь в деревне, среди мещан и свиней, – перебил девушку Леонард все с тем же равнодушием. – Пощадите своего отца, мадемуазель. Прибавьте к его работе необходимость устраивать балы, и он точно повесится.
Впервые за день месье де Фредёр взглянул на своего гостя с благодарностью. Леонард неторопливо доканчивал в одиночку вторую бутылку вина, и потому был на редкость словоохотлив.
– Но, к слову сказать, я знаком с дамой, которая держит литературный салон, и они собираются сегодня вечером.
– Хочу! – Хелена едва не захлопала в ладоши от воодушевления. – Папочка, мы обязаны туда поехать, ну пожалуйста!
– Прошу прощения, дорогой друг, но о какой даме вы говорите? Могу ли я сам состоять с ней в знакомстве?
– Вряд ли. Вы когда‑нибудь пересекались с Жанной де Турбе? Во всяком случае, сейчас ее зовут так.
Пласид отрицательно покачал головой.
– Стыдно признать, но я о ней даже не слышал.
– Ничего удивительного. Репутация у нее в обществе довольно скверная, зато любит принимать литераторов. Говорят, она даже уговорила приехать к ней того русского из Баден-Бадена… – Вспоминая фамилию, Леонард ненадолго нахмурился. – Тургенева. Ну и местных, кто сейчас на слуху.
От возобновившегося обсуждения неизвестных мадемуазель де Фредёр людей она вновь сникла. Возможно, Гобеле это заметил, так как сразу добавил: