Все складывалось как нельзя лучше. Новая жена, новая жизнь с большими возможностями. Чего еще желать? В 1952 году его наконец отправляют в США с новым заданием. Перед этим он три недели прожил в Москве на конспиративной квартире. Пришлось повторно пройти инструктаж, изучить новый, весьма сложный шифр. Снова шифровка и дешифровка, обработка фотопленки, изготовление микроточек, новые коды и конструкции контейнеров для тайников – все это впихнули в его голову за двадцать один день. Его учитель старался вовсю. Он каждые пять минут повторял, что теперь он не просто разведчик, он связной для резидента советской разведки в США, легендарного разведчика, работающего под псевдонимом Марк. Разумеется, настоящего имени разведчика ему никто не называл, зато псевдоним успел набить оскомину.
Возможно, это была элементарная ревность. Вот ведь существует на свете такой великий человек, как «Марк», дотянуться до которого он, сколько бы ни старался, никогда не сможет. Его роль – скромный связной, человек второго сорта, нечто среднее между клерком и уборщиком. За годы работы в разведке он успел отвыкнуть от вторых ролей, так что каждое слово похвалы, сказанное в адрес «Марка», воспринималось им как личное оскорбление.
Ему тоже присвоили псевдоним, под которым он должен был работать в США. Вик – так теперь его называли. Прозвище такое же неопределенное, как и его обязанности, но в разведке не выбирают. Зато сумма, выданная на создание прикрытия, его очень порадовала. Пять тысяч долларов США! Хорошее подспорье. Для одного было бы шикарно, но теперь, имея жену-финку, он не мог уехать из Финляндии без нее. Ханна ждала его в Финляндии, собирала сумки и мечтала о том, как шикарно заживет в Америке.
О том, кто он и чем занимается, Ханна не знала. О его первой жене, разумеется, тоже. Ханна восторгалась упорством мужа, сумевшим отвоевать свое право переехать в Америку, в страну возможностей. Как он относился к Ханне? Да никак. Поначалу, пока отношения пахли новизной, ему казалось, что это неплохой вариант. Когда же новизна прошла, он понял, что скучает по Ханне не больше, чем по Акулине.
– А чего, собственно, вы от меня хотели? Чтобы я восторгался вашими прелестями до гробовой доски? – С этого места он всегда начинал дискуссию с бывшими женами. – Чем таким особенным вы могли похвастаться? Крепкими сиськами? Пустое. Такого добра у каждой бабы под кофтой. Щупай – не перещупаешь. Ты, Акулина, хоть кроткая была. Никогда голос не повышала, сына мне родила. Как он там, кстати? Не пошел по наклонной, как его отец?
Про сына он вспоминал с определенной долей ностальгии. Ему казалось, что, будь он рядом, жизнь приобрела бы какой-то смысл. Может, он и пил бы меньше. Может, и не стал бы тем, кем стал. Но, увы, вернуться в прошлое и что-то переиграть не удавалось еще ни одному человеку на земле. Почему должно получиться у него?
– Эх, жизнь моя бедовая! Столько было возможностей, и я все их профукал.
Бутылка самогона, принесенная из бакалеи Берни, все еще оставалась запечатанной. Она стояла на столе, подмигивая отсветом лампы от пузатого бока, будто приглашая: открой меня, пригуби, и все забудется. Так он и сделал. Распечатал бутылку, плеснул в рюмку. Подумав, долил немного воды, чтобы увеличить объем. Теперь ему приходилось идти на ухищрения, чтобы насытить дракона, сидящего внутри. Выпивка дорожала, а денежное довольствие не увеличивалось.
– Если так пойдет и дальше, мне придется на паперти милостыню просить, – сообщил он пузатой бутылке. – И почему об этом не думают те, кто отвечает за мое содержание? Непонятно мне это.
На самом деле он все прекрасно понимал. Те, кто выделял ему средства на содержание, больше в его услугах не нуждались, поэтому и не беспокоились о повышении жалованья. Какое жалованье, когда работа не ведется. А ведь как пели, как пели!
– Когда-то вам моя история была подарком с небес, а что теперь? Быстро же вы забываете заслуги тех, кто был вам полезен. Надо было торговаться. Уверен, вы заплатили бы мне куда больше, если бы я проявил настойчивость.
И снова воспоминания закинули его в 1952 год. Вот он, молодой и амбициозный, въехал в Нью-Йорк на белом коне, вернее, на белом пароходе. Это было в октябре. Обосновался в доме, приобретенном на деньги, выделенные секретными службами. Сообщил в Центр, что прибыл на место, и затребовал еще денег. Через тайник ему беспрекословно перевели три тысячи долларов. Хорошее подспорье, только не для его аппетитов. Выходить на связь с «Марком» он не торопился. Работа не волк, так он рассуждал. Тянул до лета 1953-го, только тогда впервые встретился с «Марком». Разведчик встречался с ним трижды, прежде чем передал в его пользование радиоприемник, сообщение для расшифровки и двести долларов. Двести долларов! Как его не разорвало!