Смертельные враги

— Это все, сир. Папа римский счел своим долгом засвидетельствовать свои дружеские чувства Вашему Величеству и предупредить вас. Что до всего остального, святой отец слишком хорошо знает недюжинный ум Вашего Величества и потому убежден, что вы сумеете принять меры, какие сочтете нужными.

Генрих IV кивнул в знак согласия. После недолгого молчания он пристально взглянул на Понте-Маджоре:

— Кардинал Монтальте, кажется, — родственник Его Святейшества?

Герцог поклонился.

— И что же произошло?

— Кардинал Монтальте поднял, открытый мятеж против святого отца! — резко сказал Понте-Маджоре.

— Понятно!..

И обратившись к одному из секретарей, король приказал:

— Рюзе, проводите господина герцога к шевалье де Пардальяну и устройте так, чтобы они смогли свободно поговорить. Затем, когда они закончат, приведите господина де Пардальяна ко мне.

И заключил с любезной улыбкой:

— Ступайте, господин посол, и не забудьте, что мне будет приятно повидать вас перед вашим отъездом.

Несколько минут спустя Эркуле Сфондрато, герцог Понте-Маджоре, остался наедине с шевалье де Пардальяном, весьма и весьма заинтригованным, но умело скрывающим свое любопытство под привычной маской иронии и беззаботности.

— Сударь, — сказал шевалье непринужденным тоном, — будет ли вам угодно сообщить мне, чему я обязан величайшей честью, коей меня удостаивает святой отец, посылая ко мне, бедному дворянину без гроша в кармане, столь важную персону, как герцог Понте-Маджоре и Марчиано?

— Его Святейшество поручил мне объявить вам, что принцесса Фауста жива… жива и свободна.

Шевалье чуть заметно вздрогнул, но тотчас взял себя в руки:

— Смотрите-ка! Госпожа Фауста жива!.. Ну что же, рад за нее… Однако почему эта новость может заинтересовать меня?

— Простите, сударь? — вырвалось у пораженного герцога Понте-Маджоре.

— Я говорю: какое мне дело до того, что госпожа Фауста жива? — повторил шевалье с таким простодушно удивленным видом, что Понте-Маджоре еле слышно пробормотал:

— О! Но… неужели он ее не любит?.. Тогда это все меняет!

Пардальян продолжал:

— А где принцесса Фауста находится сейчас?

— Принцесса находится по дороге в Испанию.

— Испания, — вслух размышлял Пардальян, — страна инквизиции!.. Мрачный гений Фаусты неизбежно должен был обратиться к этому орудию деспотизма… да, это было неизбежно!

— Принцесса везет Его Католическому Величеству документ, который обеспечивает Филиппу Испанскому французский трон.

— Французский трон?.. Проклятье! И что же это за документ, скажите на милость, чтобы отдать вот так, ни за что ни про что, целую страну?

— Заявление покойного короля Генриха III, признающего Филиппа II своим единственным наследником.

Мгновение Пардальян оставался погруженным в глубокую задумчивость, а затем поднял голову — на лице его играла насмешливая улыбка:

— И это все, что вы имеете мне сообщить от имени Его Святейшества?

— Это все, сударь.

— В таком случае соблаговолите извинить, но Его Величество король Генрих, как вы знаете, ждет меня… Прошу вас передать Его Святейшеству мою признательность за драгоценные сведения, которые он мне сообщил, а сами примите благодарность вашего покорного слуги.

Генрих IV встретил сообщение герцога Понте-Маджоре с чисто королевской невозмутимостью, но на самом деле удар оказался ужасным, и Беарнец в тот же миг увидел зловещие последствия, которые он мог иметь для Франции.

Он тотчас же созвал на тайный совет тех из своих верных людей, кто оказался поблизости, и когда Пардальяна провели к королю, он обнаружил возле Генриха Рони, дю Бартаса, Санси и Агриппу д'Обинье, срочно откликнувшихся на призыв государя.

Как только шевалье сел, король, только его и ждавший, кратко пересказал свою беседу с Понте-Маджоре и зачитал копию документа, которую Сикст V велел ему передать.

Пардальян, уже знавший в чем дело, и бровью не повел. Но четыре советника пережили мгновение невыразимого потрясения, а за ним последовал настоящий взрыв:

— Надо его уничтожить!!!

И только Пардальян ничего не сказал. Король не спускал с него глаз:

— А ваше мнение, господин де Пардальян?

— Я скажу то же, что и все остальные: надо завладеть этим пергаментом или же на ваших надеждах можно поставить крест, — холодно ответил Пардальян.

Король одобрительно кивнул и, пристально глядя на шевалье, словно желая подсказать ему желаемый ответ, прошептал:

— Кто же тот человек — настолько сильный и мужественный, насколько и хитроумный, — который сможет справиться с этим делом?

Рони, Санси, дю Бартас, д'Обинье — все как один, словно заранее сговорившись, повернулись к Пардальяну. И эта безмолвная дань уважения таких выдающихся людей, не раз блистательно доказавших свою доблесть в войне или в интриге, эта дань уважения была столь непосредственной и искренней, что шевалье почувствовал легкое волнение. Но он сдержался и ответил с присущей ему замечательной безыскусностью:

— Значит, им буду я.

— Так вы согласны? Ах, шевалье, — воскликнул Беарнец, — если когда-нибудь я стану королем… настоящим королем Франции… именно вам я буду обязан своей короной!

— Вы ничем не будете мне обязаны, сир…