Смертельные враги

— А ну-ка, хорошенькая Марготон, приготовь нам омлет получше, золотистый и пышный.

— И еще — одну вон из тех аппетитных индеек, что жарятся, как я погляжу, на вертеле.

— И еще какой-нибудь легкий паштет, хорошенько очищенный от жира, вроде паштета из дроздов, жаворонков или куликов.

— И еще немножечко сладостен, вроде сладких пирожков, крема или фруктового желе…

— Три бутылки божанси, чтобы запить все это.

— Плюс три бутылки этого вовре — оно и в самом деле, сдается мне, вполне приличное.

— Плюс три бутылки этого симпатичного сомюрского белого вина, которое пенится и искрится — так и кажется, что глотаешь золотистые жемчужины.

И вот янтарный омлет на столе.

— Ах, черт подери, я чувствую, как возрождаюсь, я дышу полной грудью! Мне кажется, что несколько прожитых нами последних месяцев были кошмарным сном и что я наконец пробуждаюсь.

— Ба! Будем жить, как живется. Забудем вчерашний день и его черный хлеб, радушно встретим подвернувшийся нам случай, не станем слишком хмуриться, когда на нас сваливаются невзгоды, и набросимся поскорее на омлет.

Атака была яростной, могу вам в том поручиться, и закончилась она бесславным поражением всей снеди, поглощенной за один миг и обильно орошенной реками вина. Процесс трапезы, кроме того, сопровождался сальными шутками и подмигиванием молоденьким и привлекательным служанкам. А когда от всей провизии остались лишь сладости, которые троица потихоньку поедала, запивая сомюрским вином, лишь для того, чтобы скоротать время, — тогда и раздался, наконец, удовлетворенный вздох:

— Появись сейчас Бюсси-Леклерк, мы бы на все согласились, на любую службу, если только она не окажется совсем уж мерзкой и недостойной.

— А вот как раз и он!

Это и в самом деле был Бюсси-Леклерк; он подошел к столу:

— Добрый день, господа! Вас отличает точность, это доброе предзнаменование… Дайте-ка я разгляжу вас получше… Великолепно!.. Замечательно!.. Слава Богу, теперь вы снова похожи на дворян. Признайтесь, что эти костюмы идут вам гораздо больше, нежели то жалкое тряпье, в котором я вас встретил. Но, черт возьми, продолжайте ваш пир… Я охотно выпью с вами стаканчик белого вина.

И как только он сел перед полным стаканом, тут же прозвучал главный вопрос:

— Теперь, господин де Бюсси-Леклерк, мы ждем, когда вы сообщите, что за служба нам предназначена?

— Слышали ли вы, господа, о принцессе Фаусте?

— Фауста! — приглушенно воскликнул Сен-Малин. — Та самая, от которой, как говорят, бросало в дрожь Гизов?

— Та самая, которая, говорят, была папессой?

— Фауста! Она задумала и создала Лигу… Ее называли государыней… Фауста — этим все сказано! Проклятие! На свете нет двух Фауст!.. Так вот, господа, я желал бы, чтобы вы поступили на службу именно к ней… Вы согласны?

— С радостью, сударь! Мы состояли на службе у государя, а теперь мы будем состоять на службе у государыни.

— Какую роль мы будем играть при Фаусте?

— Ту же самую, что и при Генрихе Валуа… Вам было поручено охранять особу короля, теперь вы будете охранять Фаусту; раньше вы убивали по приказу короля, теперь вы станете убивать по знаку Фаусты; раньше вы служили при короле, теперь вы будете служить при Фаусте.

— Мы согласны на эту роль, господин де Бюсси-Леклерк… Но у принцессы, стало быть, такие могущественные и такие страшные враги, что ей нужны три охранника вроде нас?

— Разве я вас не предупреждал?.. Будут схватки.

— Это правда, черт подери! Значит — борьба!

— Вам только остается указать нам этих врагов.

— У принцессы есть лишь один враг, — сказал Бюсси серьезно.

— Враг?! А нас берут на службу всех троих! Да вы, видно, шутите?

— Принцесса, и вы трое, и еще другие — и все равно это не слишком много, чтобы бороться с таким врагом.

— Ого!.. И эти слова произносите вы, де Бюсси-Леклерк?

— Да, господин де Шалабр. Я добавлю: несмотря на все наши объединенные усилия, я не уверен, что мы добьемся успеха! — сказал Бюсси по-прежнему серьезно.

Пораженная троица переглянулась.

— Это, верно, дьявол собственной персоной?

— Это тот, что, будучи заключен в Бастилию, запер вместо себя в камере коменданта Бастилии, а затем, овладев этой крепостью, освободил всех заключенных. И вы его знаете не хуже меня — ведь если я был комендантом Бастилии, то вы, господа, были в ней заключены.

— Пардальян!

Это имя вырвалось одновременно из трех глоток, и в тот же миг все трое вскочили, в ужасе глядя друг на друга и машинально, застегивая портупеи (до того расстегнутые), словно враг был прямо перед ними, готовый обрушиться на них.

— Я вижу, господа, что вы начинаете понимать — тут уже не до шуток.

— Пардальян!.. Значит, это с ним мы должны сражаться?.. Это его мы должны убить?..

— Это он!.. Так вы по-прежнему считаете, что нас четырех будет слишком много?

— Пардальян!.. О черт!.. Ведь мы, в конце концов, обязаны ему жизнью.

— Да, но ты забываешь, что мы уплатили наш долг…

— Это верно!

— Решайтесь же, господа. Вы становитесь на сторону Фаусты? Вы пойдете против Пардальяна?

— Проклятье!.. Да, мы становимся на сторону Фаусты! Да, мы пойдем против Пардальяна!..