— Вы отлично знаете, что Бюсси в состоянии насадить на шпагу всех вас троих!.. Поговорим лучше о делах… Вы желаете денег? Ну что ж, вы можете получить от меня в тысячу раз больше тех нескольких сотен пистолей, которые отыскались бы в моем кошельке. Да к тому же кошелек еще надо у меня отнять, а я вас предупреждаю, что не позволю этого сделать. Зато все, что я предлагаю сам, будет дано вам очень охотно.
Трос мужчин переглянулись в явной растерянности, а затем перевели взгляды на Бюсси-Леклерка, который, не шелохнувшись и по-прежнему улыбаясь, наблюдал за ними.
Наконец Сен-Малин вложил свое оружие в ножны:
— Клянусь честью, сударь, коли дело обстоит так, давайте побеседуем.
— Мы всегда успеем вернуться к нашей нынешней беседе, если не сможем договориться, — добавил Шалабр.
Бюсси-Леклерк одобрительно кивнул:
— Господа, я добавлю сто пистолей к тому, что уже дал вам, если вы пообещаете, что окажетесь завтра в Орлеане, в трактире «Храбрый петух», верхом и экипированные, как подобает дворянам. Там я сообщу вам в чем будет заключаться ваша служба и чего от вас ждут. Но я должен сразу же предупредить, что вам придется раздавать удары направо и налево и получать удары в ответ. Могу ли я положиться на вас?
— Один вопрос, сударь, прежде чем принять эти сто пистолей: если предлагаемая служба не подойдет нам, что тогда?..
— Успокойтесь, господин де Сен-Малин, она вам подойдет.
— Ну, а если все-таки?..
— В таком случае вы сможете свободно удалиться, а все, что я дам вам сейчас, у вас и останется. Договорились?
— Договорились, клянусь честью дворянина.
— Отлично, господин де Сен-Малин. Итак, вот сто пистолей… Это только задаток… До свиданья, господа… До завтра в Орлеане, в трактире «Храбрый петух».
— Будьте спокойны, мы там будем.
— Я на вас рассчитываю, — прокричал Бюсси-Леклерк, удаляясь.
Пока Бюсси-Леклерк был еще виден, три бывших головореза Генриха III не сдвинулись с места, не пошевелились, не проронили ни слова.
Но когда всадник исчез за поворотом — и только тогда! — Сен-Малин наклонился и поднял лежавшие на земле монеты.
— Эй, — проронил он, выпрямляясь, — а этот Бюсси-Леклерк очень выигрывает при ближайшем знакомстве, особенно если оно происходит вне стен Бастилии!.. Тридцать пять пистолей, плюс сто — итого сорок пять пистолей на брата. Хвала Всевышнему! Мы снова богаты, господа!
— Вот видишь, Монсери, пора дармовых пиршеств возвращается!
— Да! Но кто бы мог подумать, что мы, — некогда враги Леклерка, бывшие его узниками, станем его товарищами по оружию!.. Ведь, если я понял правильно, мы все вместе выступаем в поход.
— Всякое случается, — наставительно сказал Сен-Малин.
На следующий день три всадника шумной компанией въехали во двор орлеанского трактира «Храбрый петух».
— Тьфу, черт возьми! Проклятье! Но в этом гнусном трактире никого нет! — воскликнул самый младший.
Тем временем из конюшни уже бежали слуги, а на пороге уже появился хозяин, крича:
— Сюда, господа, сюда!
И обращаясь к слугам, схватившим лошадей под уздцы, добавил, по-видимому, по привычке:
— Эй, Перрине, Бастьен, Гийоме! Бездельники! Бандиты! Бурдюки с вином!.. Ну-ка, живее, лошадей этих господ — в конюшню, да отсыпать им добрую меру овса. Заходите, господа, заходите!
Трое всадников спешились. Старший сказал:
— Главное, плуты, следите, чтобы с этими славными лошадками хорошо обращались и чтобы их хорошо почистили. Я сам схожу проверить, обеспечен ли им надлежащий уход.
— Не беспокойтесь, ваша светлость…
Все трое с улыбкой переглянулись и приветствовали друг друга изысканнейшими поклонами, словно они были при королевском дворе, а не на дворе постоялом.
— Черт подери, господин де Сен-Малин, в этом вишневом камзоле вы прекрасно выглядите!
— Черт побери, господин де Шалабр, какие замечательные сапоги и как они подчеркивают линию ваших ног!
— Черт возьми, господин де Монсери, в этом великолепном костюме мышиного цвета у вас вид настоящего вельможи! Клянусь честью, вы необычайно изысканный дворянин.
И три товарища, громко смеясь и толкаясь, вступили в полупустой зал; перед ними, с колпаком в руке, шел хозяин, который без конца кланялся, вытирал несуществующую пыль с дубового стола, блестевшего чистотой, придвигал к этому столу табуреты и повторял:
— Вот сюда… сюда… Вашим милостям здесь очень и очень понравится!..
— Нашим милостям хочется есть и пить… особенно пить… От сегодняшней скачки у нас в глотке настоящее пекло…
Вокруг уже суетились служанки, а хозяин кричал:
— Мадлон! Жаннетон! Марготон! Эй, плутовки, живее! Приборы для этих трех господ, умирающих с голоду… А я тем временем сам схожу в погреб за бутылочкой некоего винца из Вовре, только что привезенного, — ваши милости мне еще скажут за него спасибо…
— Слышишь, Монсери? «Ах, ваша светлость! Ох, ваша милость!»… Да, теперь уж и речи нет о том, чтобы требовать с нас плату вперед!
— Черт возьми! Когда видишь, что к тебе обращаются с должным почтением, на душе делается гораздо веселее.
— Это все потому, что теперь в наших кошельках звенят пистоли.
— Скажите-ка, красавица, как вас зовут?
— Марготон, мой господин.