Старшина со злостью захлопнул папку с документами и вопросительно посмотрел на Филарета:
– И что теперь?
Он собирался поквитаться с борзым новичком сразу же, как только тот выйдет из лазарета. Расправиться безжалостно, жестоко, чтобы тот завыл от боли и бессилия, ползал на коленях и умолял о пощаде. Но сейчас это стало настолько нереальным, что впору было завыть самому от досады. Фраерок нежданно и негаданно выскользнул из его рук и мало того – приобрел определенный вес в тюремном сообществе. Старшина конечно же мог, на свой страх и риск поступить по-своему. Но действовать вразрез Филарету? Это было очень опасно.
Филарет поставил кружку на стол и тяжело поднялся.
– Не гони. Захар просил к нему приглядеться. Еще неизвестно, как все дальше сложится…
С каждым днём здоровье шло на поправку. Макс неотлучно находился при Филе. Выполнял его поручения, а в отсутствие их следил за порядком. Регулярно «качался» в тюремном спортзале. Если возникала необходимость вправить кому мозги, Макс, по первому зову Фила, впрягался в разборку и добросовестно ломал челюсти и носы провинившемуся люду. За последствия не опасался. Кто же из избитых мужиков отважится пожаловаться администрации?
Макс, пребывая на зоне, не испытывал особой нужды практически ни в чем. Женская ласка не в счет. «Всему свое время», – раз и навсегда решил для себя и больше по этому поводу не переживал, презирая зэков, удовлетворяющих сексуальную страсть в тюремном кругу с «петухами».
Ирина, правда, пыталась похлопотать за длительное свидание, но получила отказ, поскольку официально женой не являлась. Попытка разрешить тему при помощи денег закончилась неудачей. Начальник колонии и его заместитель болели, а исполняющий обязанности Саврасов даже обсуждать этот вопрос отказался. Больше попыток Ирина не предпринимала.
Жизнь на зоне текла своим чередом по жестким, никогда и никем не писанным правилам, и Клешнев принял их безоговорочно. Все, что было хорошее и доброе из прошлого, исчезло в смоге окружавшей его действительности и очень скоро стерлось из памяти. Макс стал мыслить прямолинейно и четко, каждый раз в зависимость от конкретной ситуации. Теперь не было никаких полутонов – только белое и черное, хорошо или плохо. Если ты в теме, то свой. Если тебя боятся, ты сыт и пьян – хорошо. Если тебе больно, холодно и голодно, то это плохо. И еще Клешнев с удивлением осознал, что сейчас людские страдания и боль не вызывают у него никаких других ощущений, кроме внутреннего удовлетворения, граничащего с кайфом.
Единственный, кто вызывал раздражение, то это Саврасов. Макс его одновременно ненавидел, боялся и уважал. Он же видел, как контрят «цириков». Вначале, разыгрывая напускное уважение и послушание, заставляют служивого поверить в свою крутость и власть. Затем долго и нудно упрашивают его о маленькой, совсем незначительной услуге, как то: пронести с воли мелочовку, вроде записки, мобильника, алкоголя и тому подобных, запрещённых в обороте на зоне предметов. Разумеется, всякая услуга щедро оплачивалась. Деньги на зоне водились, и ещё какие! Принимая во внимание очень невысокие оклады «службы», это играло решающую роль. С виду дармовой, лёгкий заработок бередил душу. И вот согласился на сделку. Получил за это деньги и тем самым подписал себе приговор. После этого слезть с крючка было очень проблематично, по сути, невозможно. Отношение зэков в корне менялось. Теперь обращались, как к шестёрке. А отказать нельзя – поезд ушел. Малейшее возражение – и братва спалит перед руководством зоны в один момент, а в ином случае элементарно зашибет, да так, что никто концов не найдет.
Другой тип сотрудников и вольных служащих – барыги. Эти сознательно волокли в колонию всё, на чём можно нажиться. Цены заламывали десятикратные. Они отличались жадностью, наглостью и считали себя незаменимыми людьми. И на самом деле – кто заложит? Как потом зэкам без них жить?
Саврасов же слыл упертым служакой – инопланетянином…
Между тем Николай Николаевич Саврасов был хорошо осведомлён о колониальных разборках вообще и внутренней жизни учреждения, в частности. В каждом из отрядов имелись свои люди, которые по мере возможности проливали свет на теневую жизнь сидельцев. Взирая на происходящее через призму конкретной информации, он неоднократно обращался к руководству со своими предложениями. Доказывал, что зоне уже наступил бардак. Если не принять срочные меры, то администрация не сможет в дальнейшем влиять на процесс разложения. Предлагал срочно уволить отдельных сотрудников, очистить учреждение от лидеров, а именно развести по разным зонам. Много ещё чего предлагал, и всякий раз начальник колонии хмурился, делал пометки в толстом блокноте и в результате сводил разговор к недочетам в работе лично Саврасова. В конце концов Николай решил более не загружать мозг руководителя абсолютно не интересной тому информацией, а действовать самостоятельно.