— Ни в коем случае! — Режиссер сделал отрицательный жест. — По такому прекрасному поводу я обязан выпить стоя.
— Однако я, с вашего позволения, останусь сидеть, — сказала девушка, беря свой бокал.
— Конечно! — гусарским голосом ответил Овчинин, после чего наклонился, аккуратно стукнул своим бокалом о бокал Маруси и залпом осушил свою порцию.
— Ну вот теперь и я могу сесть, — довольно произнес Овчинин.
Через несколько секунд его рука уже потянулась к Марусиной руке, но девушка, заметив это, непринужденно убрала ее под стол.
Режиссер осекся и чуть кашлянул:
— М-м, так вы, значит, моя поклонница?
— Я уже сказала, — сладкоголосо напомнила Маруся.
— И какая из моих картин вам импонирует в наибольшей степени? — спросил Овчинин, одновременно досадуя на внезапную вычурность своего языка.
— Конечно, «Гамлет», — немедленно ответила девушка.
— Прекрасный выбор, — одобрил Овчинин.
— Мне и пьеса всегда нравилась, — подхватила Маруся. — Особенно вот это место: «Не пей вина, Гертруда!»
— «Я пить хочу. Прошу, позвольте мне», — кивнул Овчинин. — Вам, наверно, и Шекспир в целом нравится?
— Не без этого, — согласилась барышня.
— А я, представьте, сейчас снимаю «Короля Лира»… Но до ключевых сцен еще не дошел, и даже некоторые актеры еще не утверждены… Вы, может, не поверите, но и Корделии у меня до сих пор нет…
— Охотно верю, — сказала Маруся.
— А знаете, Маруся, — продолжил режиссер, — я вот сейчас на вас смотрю и совершенно ясно вижу перед собой самую настоящую Корделию! Если бы вы согласились…
— …сняться в кино? — догадалась девушка. — Ну уж нет. Об этом и не просите.
— Очень жаль, — сказал Овчинин и вдруг схватился обеими руками за столик, так что едва не слетела посуда. — Что-то мне нехорошо… — с отчаянием прошептал режиссер.
79
В этот момент в павильон вошел Топорков.
— Ну наконец-то! — Маруся вскочила ему навстречу. — Я уже заждалась! Битый час беседую здесь о Шекспире…
Овчинин, не без усилий удерживающийся в сидячем положении, переводил отчаянный взгляд с Топоркова на Марусю.
— Что происходит? — наконец хрипло выдавил режиссер.
— А вы еще не поняли? — шагнул в его сторону Топорков. — Сейчас поймете… — И, резко изменив высоту и интонацию своего голоса, задекламировал: — «Средь нас измена! Кто ее виновник? Найти его!»
— Браво! — захлопала в ладоши Маруся. — Настоящий Гамлет! Таким я его всегда и представляла!
Овчинин усиленно замотал головой.
— Вы что-то хотели сказать? — учтиво осведомился Топорков.
— Без-дарно, — с напряжением проговорил режиссер. — Без-дарно…
— Нет, вы видели? — иронически обратился актер к Марусе. — Он и на смертном одре не успокоится… Настоящий Клавдий. Так что мы с ним друг друга стоим…
Внезапно Овчинин, который, казалось, через несколько секунд окончательно сползет со стула, заставил себя подтянуться и крепко схватился обеими руками за столик.
— Стало быть, сегодня вы все-таки повысили меня до Клавдия? — отчетливо спросил режиссер и даже сумел усмехнуться.
— Да, — сказал Топорков. — Простите уж, сразу не разглядел в вас короля, пусть и подложного. Это была моя ошибка. Если бы я сообразил вовремя, не пришлось бы наведываться к вам три раза.
Овчинин посмотрел на него глазами, в которых читалось: «Вы безнадежны», после чего перевел взгляд на Марусю:
— А вы?.. Как вы могли?.. Такая очаровательная девушка… Зачем вы связались с этим… Зачем вам это… Зачем?..
Маруся задумалась и вдруг шепнула Топоркову:
— Подскажите мне что-нибудь из «Гамлета». Что ему можно на это ответить?
После некоторой паузы Топорков неуверенно произнес:
— «Я, королева, пью за твой успех…»
— Отлично! — воскликнула Маруся, но тут же осеклась: — Нет, эти слова обращены к Гамлету… Впрочем, нашему Клавдию, — девушка посмотрела на обмякшего Овчинина, — они тоже кое-что подскажут…
С этими словами Маруся подошла к столику, налила в свой бокал вина и провозгласила в сторону Топоркова:
— Я, королева, пью за твой успех!
Осушив бокал, девушка аккуратно поставила его на стол.
— Почему же вы себе не подмешали яд? — страдальчески улыбнулся Овчинин. — Если вы Гертруда, то тоже должны… были…
— Мы интерпретируем Шекспира по-своему, — вступился Топорков.
— Я заметил, — сказал ему режиссер, стараясь придать своему голосу злобные нотки. — Гертруда отравляет Клавдия! Старик Вильям в гробу перевернется… А вы… вы, Гамлет доморощенный… Вы так и не пронзили меня рапирой… Опять все позабыли? Гамлет не только Лаэрта, но и Клавдия ранил отравленной сталью!
— Считайте, что я над вами смилостивился, — самодовольно парировал Топорков. — Довольно с вас будет и отравленного питья. Вы разделили участь вашего коллеги Мумина — радуйтесь!
Овчинин хотел сказать еще что-то, но только слабо махнул рукой.
— Вот и все, — тихо произнесла стоящая поодаль Маруся.
Топорков подошел вплотную к столику и, глядя в затухающие глаза режиссера, продекламировал:
— «Так на же, самозванец-душегуб! Глотай свою жемчужину в растворе!»
Глаза Овчинина закрылись, и он повалился со стула на пол.
80
Топорков печально смотрел на поверженного противника, как вдруг ему на шею внезапно кинулась Маруся.
— Вы мой герой! Просто молодец!