Смертельный и чудесный карнавал. Сборник

— Если ты помнишь, я избил только директора музея, и если бы ты только знала, что он сделал… — Игорь покачал головой, выражая крайнюю степень возмущения.

— А как же твои дружки?

— Мне пришлось нанять кое-кого, сам бы я не справился. Но опять же, если ты помнишь, я сдерживал все попытки этого долбаного садиста причинить кому-то вред!

— Звучит так, словно ты пытаешься оправдаться…

— Конечно. — Он сделал шаг вперед и навис надо мной. Я все еще прижималась спиной к стене. — У каждого поступка есть какая-то причина. Называть эту причину и есть оправдываться. Что в этом удивительного?

— А то, что лучше совершать такие поступки, за которые и оправдываться не надо, так как причина ясна и банальна. Например, помочь кому-то. Или исполнить свой долг. За это не оправдываются.

— Я как раз исполнял свой долг! Просто, — он запнулся и снова покачал головой. — Я не могу с тобой поделиться, это личное.

Я аккуратно отстранилась и сделала два шага в сторону. Когда он так близко, мое тело очень странно реагирует…

— В таком случае просто позволь мне сделать свою работу. Через два дня мы расстанемся. Надеюсь, навсегда. И я обещаю никогда никому не рассказывать. Это я к тому, что ты можешь не убивать меня как свидетеля. Какой-то странный парадокс, но я чувствую, что перед тобой в долгу. Поэтому можешь поверить мне.

— Я и не собирался тебя убивать! — рявкнул он возмущенно, затем, опомнившись, притих и покосился на стену. — Здесь адская слышимость, лучше нам не так громко обсуждать…

— А я и не собираюсь ничего с тобой больше обсуждать, — перебила его я и пошла открывать дверь. Хватит. Пусть проваливает.

— Ладно, только учти. — Его голос перешел на змеиный шепот, а в глазах появилась дотоле тщательно скрываемая жестокость. — Теплоход заминирован. Если не сделаешь то, что я хочу, мы все взлетим на воздух.

Я не знала, что глаза могут так сильно вылезать за пределы лица. Раньше я считала, что «выпрыгивать из орбит» — всего лишь выражение, не лишенное экзальтированности. А теперь было чувство, что, как только я услышала эту фразу, глазные яблоки просто вылетели из головы как из катапульты.

— Что… Что?!

— Да. И закрой дверь.

— Ты врешь! Ты бы не стал… Сам себя?

Не дождавшись от меня исполнения команды, он сам захлопнул открытую мною дверь, затем ответил:

— Многие люди сейчас желают моей смерти. Успешный бизнесмен — самая опасная ныне профессия, чтобы ты знала. Поэтому я припас для себя один любопытный план. Теплоход взлетит на воздух вместе со мной. Ну то есть… Враги будут считать именно так.

— А на самом деле…

— На самом деле я в сговоре с капитаном. Для нас припасена шлюпка, и мы скроемся под покровом ночи. Но не переживай, я весьма далек от того, чтобы претворять этот план в жизнь. Я все-таки не такой монстр, как ты, очевидно, считаешь, и поступлю так в самом крайнем случае.

— Это в каком?

Он немного помолчал, глядя мне в лицо изучающим взором. Как будто пытался вычислить, готова я уже пойти на его условия или нужно еще попугать.

— Если ты со мной не переспишь.

Мои глаза «выстрелили» снова.

— Не поняла, прости… Что-то у меня со слухом сегодня.

— Юля, ты все правильно поняла. Если ты не переспишь со мной, теплоход вместе со всеми двумя сотнями пассажиров, включая детей-сирот и инвалидов, а также тебя саму, пойдет рыбкам на корм. Даю тебе сутки.

И он ушел.

* * *

Сначала я была напугана. Стояла на одном месте, чувствуя неприятный холодок, крадущийся по телу. Затем я была в бешенстве. Сукин сын! Подлец! Как так можно? Из-за какой-то похоти взрывать две сотни ни в чем не повинных людей?! Да он больной! Кстати… Поняв, что имею дело с невменяемым противником, я снова впустила в свою душу страх. С такими никогда не знаешь, как поведут себя в следующую минуту. Чертова обезьяна с гранатой. Что же делать?…

Я ходила по каюте, как загнанный в клетку зверь, потирая руки, которые дрожали то ли от холода, то ли от волнения. Уговорить? Торговаться? Запугать? Интересно, он в курсе, что у меня есть друзья в правоохранительных органах? Что он сделает? Сдастся и отменит все или, напротив, разозлится и ускорит выполнение своего жуткого, смертоносного плана?

Чтобы отвлечься от этих мыслей, я вернулась на палубу. Стэндап-комик с увлечением рассказывал о том, как тяжело стало снимать девушек в клубах. Вряд ли дети многое понимали из этого выступления, но задорно смеялись. На контрасте с ними, я чувствовала себя подавленно и тревожно.