Смертельный яд

— … в присутствии ее матери, то ты оскорбляешь самую чистую и нежную девушку, которая когда-либо жила на свете и при этом бросаешь тень на честь своего друга, — с необыкновенной легкостью закончил Вимси его фразу. — До чего же ты старомоден, Чарльз Тебя впору ставить в музей. Конечно, ты не сказал ей ни слова. И я хочу узнать, почему.

Паркер безмолвно уставился на него.

— Вот уже пять лет, — пояснил свой вопрос Вимси, — ты глаз не сводишь с моей сестры, а при одном только упоминании ее имени вздрагиваешь, как заяц. Что все это означает? Не скажу, чтобы это вас украшало. Не скажу, чтобы это кого-то радовало. Ты нервируешь бедную девушку. Ты заставляешь меня усомниться в твоем мужестве (извини за выражение). Мужчине неприятно наблюдать за тем, как другой мужчина ходит вокруг да около его сестры. Во всяком случае нестерпимо наблюдать это хождение бесконечно. Это некрасиво. Это раздражает. Почему не ударить себя в широкую грудь и не сказать: «Питер, дружище, я решил прорыть лаз в вашу фамильную траншею и стать тебе братом»? Что тебя останавливает? Джеральд? Он, конечно, осел, но на самом деле не такой уж безнадежный. Дело в Элен? Она, конечно, не сахар, но тебе не обязательно часто с ней видеться. Дело во мне? Потому что если дело во мне, то я собираюсь стать отшельником. Кажется, Петр-отшельник уже существовал. Так что я тебе мешать не буду. К черту сомнения, старик, и все пойдет как по маслу. Ну, давай!

— Ты… ты спрашиваешь меня…

— Я спрашиваю тебя, каковы твои намерения, черт возьми! — огрызнулся Вимси. — И если это для тебя недостаточно старомодно, то я уж и не знаю, что делать. Мне вполне понятно твое желание дать Мэри время оправиться после той трагедии с Кэткартом и Гойлсом, но, дьявольщина, любезный мой, излишняя деликатность тоже ни к чему. Нельзя же требовать от девушки, чтобы она ждала до бесконечности! Ты чего дожидаешься — високосного года?

— Послушай, Питер, прекрати дурачиться. Как я могу предложить твоей сестре выйти за меня замуж?

— Как ты ей это предложишь — это твое дело. Ты мог бы сказать: «А как насчет матримониального союза, старушка?». Это очень современно, просто и недвусмысленно. Или ты можешь опуститься на колени и сказать: «Окажите мне честь и даруйте мне свою руку и сердце», что красиво, старомодно и в наши дни может считаться оригинальным. А еще ты можешь написать ей письмо, дать телеграмму или позвонить по телефону. Но я предоставлю тебе право выбора.

— Ты шутишь.

— О, Боже! Удастся ли мне когда-нибудь избавиться от репутации шута? Ты заставляешь Мэри страдать, Чарльз, так что хорошо было бы тебе на ней жениться и прекратить это.

— Заставляю страдать? — вопросил Паркер почти на крике. — Я — ее — страдать?

Вимси многозначительно постучал себя пальцем по лбу.

— Дуб! Непробиваемая деревяшка. Но последний удар, кажется, все-таки достиг цели. Да. Ты — заставляешь — ее — страдать. Теперь дошло?

— Питер… Если бы я мог поверить…

— Только не надо драмы, — попросил Вимси, — на меня это впечатления не производит. Оставь это для Мэри. Я выполнил свой братский долг, и делу конец. Успокойся. Вернись к своим бумагам…

— О, Господи, да! — сказал Паркер. — Прежде чем мы продолжим, у меня есть для тебя одно сообщение.

— Да? Почему же ты с самого начала об этом не сказал?

— Ты мне не дал.

— Ну, так что там?

— Мы нашли пакетик.

— Что?!

— Мы нашли тот пакетик.

— На самом деле нашли?

— Да. Один из барменов…

— К черту барменов. Ты уверен, что это — именно тот пакетик?

— О, да — мы установили его подлинность.

— Ну, давай же! Порошок проанализировали?

— Да, мы его проанализировали.

— Ну, и что это такое?

Паркер посмотрел на друга грустным взглядом человека, принесшего дурные вести и неохотно сказал:

— Питьевая сода.

Глава 16

Реакция мистера Крофтса была вполне извинительной:

— Я же вас предупреждал!

Сэр Импи Биггс отрывисто бросил:

— Крайне досадно.

Попытку описания повседневной жизни лорда Питера Вимси в течение следующей недели можно было бы счесть актом недоброжелательства. Вынужденная бездеятельность вызывает раздражение даже в лучших представителях сильного пола. И его не успокаивало идиотское блаженство старшего инспектора Паркера и леди Мэри Вимси, поскольку оно сопровождалось утомительными изъявлениями нежнейших чувств к нему самому. Подобно герою рассказа Макса Бирбома Вимси «терпеть не мог быть трогательным». Его немного приободрило только известие от трудолюбивого Фредди Арбетнота, который выяснил, что мистер Норман Эркерт действительно был довольно сильно замешан в трагическом крахе треста «Мегатериум».

Мисс Китти Климпсон, наоборот, жила, выражаясь ее собственными словами, «в водовороте событий». Письмо, написанное ей на второй день по приезде в Уиндл, предоставляло массу тому доказательств.

«Дорогой лорд Питер!