Смертельный холод

Бовуар инстинктивно знал, что, говоря «к нам», она имеет в виду Эмили, Кей и себя.

– Она заходила к нам и чуть ли не допрашивала. Это было ненормальное поведение даже для такой невоспитанной особы, как Си-Си.

– Когда вы поняли, что она дочь Эль?

Матушка задумалась. Глядя на нее, Бовуар чувствовал, что она вспоминает, а не сочиняет ложь.

– Это произошло постепенно. Для меня не осталось сомнений, когда я увидела упоминание о Рамене Дасе в ее книге.

Матушка кивнула, показывая на небольшой алтарь у стены с ароматизированными вонючими палочками в держателях на ярком полотнище с симметричным рисунком. К стене над алтарем был прикреплен постер, а под ним – фотография в рамочке. Бовуар подошел, чтобы получше разглядеть то и другое. На постере был изображен тощий индиец в брюках из узорчатой ткани, он стоял у каменной стены, в руке держал длинную трость и улыбался. Он напоминал Бена Кингсли в роли Ганди; правда, Бовуару любой пожилой индиец казался похожим на Бена Кингсли. Именно этот плакат и поглотил его внимание в прошлый раз. На фотографии размером поменьше тот же человек сидел с двумя молодыми худенькими девушками европейской наружности, они тоже улыбались, на них были объемистые ночные рубашки. А может, занавески. Или накидки с дивана. Он удивленно повернулся к Матушке. Измученной, исхудавшей Матушке с торчащими во все стороны волосами.

– Неужели это вы?

Он показал на одну из молодых женщин. Матушка подошла к нему, улыбаясь его удивлению и неспособности скрыть это чувство. Ее это не оскорбило. Ее это тоже часто удивляло.

– А это Эль. – Она показала на другую женщину.

Если и гуру, и Матушка просто улыбались, то другая женщина излучала счастье. Бовуар с трудом оторвал от нее глаза. Потом ему на ум пришли фотографии вскрытия от коронера, что показывал ему Гамаш. Да, Матушка изменилась, но естественным и узнаваемым, если не сказать привлекательным, образом. Другая женщина уже ушла. Ушло сияние, померкло, потускнело и вовсе исчезло под слоями грязи и отчаяния.

– Мало кто знает о Рамене Дасе. Но было и еще кое-что. – Матушка плюхнулась на свое сиденье. – Си-Си назвала свою философию ли-бьен. Я прожила больше семидесяти лет, но слышала это сочетание слов всего от одного человека. От Эль. Си-Си назвала свой бизнес и свою книгу «Клеймите беспокойство». И использовала логотип, который был известен только нам.

– Орла?

– Символ Элеоноры Аквитанской. Ее называли еще Алиенора.

– Объясните это мне, Матушка.

Бовуар не мог поверить, что назвал ее Матушкой, но назвал, и это прозвучало естественно. Он надеялся, что не станет в ближайшем будущем грудничком.

– В школе мы изучали английскую и французскую историю, – сказала Матушка. – У Канады явно нет никакой истории. Так вот, когда мы дошли до Элеоноры Аквитанской, Эль стала как одержимая. Она решила, что она и есть Элеонора, или Алиенора, Аквитанская. Не смотрите с таким высокомерием, инспектор. Ведь вы мальчишкой играли в ковбоев и индейцев. А то и воображали себя Суперменом или Бэтманом.

Бовуар фыркнул. Ничего подобного за ним не водилось. С его стороны это было бы сумасшествием. Он был Жаном Клодом Килли, величайшим лыжником мира, олимпийским чемпионом. Он даже матери сказал, что она должна переименовать его в Жана Клода. Она отказалась. И все же в своих снах он участвовал в удивительных гонках, выигрывал олимпийское золото, нередко уходил от катастрофических лавин, спасая по пути монахинь и благодарных миллионеров.

Эль уже тогда была в поисках. Она понимала: что-то с ней не так, словно она родилась в чужой коже. Ее утешали мысли о том, что она Алиенора Аквитанская, и Эм даже заказала для нее кулон с геральдическом символом Алиеноры. С орлом. Очень агрессивным орлом.

– И когда Си-Си переехала сюда, вы свели все это воедино и поняли, что Си-Си – дочь Эль.

– Верно. Мы знали, что у Эль есть ребенок. Эль исчезла на несколько лет, а потом мы вдруг получили открытку из Торонто. Она вступила в связь с каким-то человеком, который быстро исчез, но прежде Эль забеременела. Она не была замужем, а в то время, в конце пятидесятых, такое считалось недопустимым. Когда она уезжала из Индии, я знала, что она эмоционально неустойчива. Ум у нее был блестящий, тонкий и переменчивый. Бедняжка Си-Си, она росла в такой вот обстановке. Неудивительно, что мысль об уравновешенности была так важна для нее. – Матушка ошеломленно посмотрела на Бовуара, видимо, ей это только что пришло в голову. – Я не испытывала к Си-Си ни симпатии, ни сострадания. Поначалу, когда мы поняли, что она дочь нашей любимой подружки Эль, мы пытались вовлечь ее в нашу жизнь. Не могу сказать, что мы испытывали к ней теплое чувство. Она была поразительно несимпатичной. Эль была как солнышко, яркая, любящая и добрая. Но родила она тьму. Си-Си не жила в тени матери, она была тенью своей матери.