Смертельный холод

Он вспомнил, как прошлой зимой тащил Санни три квартала до дома, когда собачьи лапы уже не могли выносить холода. Тогда их сердца были разбиты. И еще он помнил, как несколько месяцев спустя прижимал к себе Санни, когда пришел ветеринар, чтобы усыпить пса. Он помнил, как говорил успокаивающие слова в дурно пахнущее старое собачье ухо, как глядел в его слезящиеся карие глаза, пока они не закрылись; помнил, как легонько вильнул в последний раз пообтрепавшийся любимый хвост. И когда сердце Санни издало последний стук, Гамашу показалось, что у пса сердце не остановилось, а просто он отдал его все, до конца.

– Мы почти у дома, – сказала Эм.

В ее голосе появилась хрипотца, губы и щеки начали замерзать на холоде.

– Позвольте угостить вас завтраком? Я бы хотел продолжить этот разговор. Может быть, в бистро?

Эмили Лонгпре замешкалась лишь на секунду, а потом согласилась. Они впустили Анри в дом, а сами направились под занимающимся рассветом к бистро Оливье.

– Joyeux Noёl, – сказал красивый молодой официант Гамашу и провел их к столику у недавно растопленного камина. – Приятно снова вас видеть.

Гамаш отодвинул стул для Эм и проводил взглядом молодого человека, который направился к кофе-машине приготовить им кофе с молоком.

– Филипп Крофт, – пояснила Эм, проследив за взглядом Гамаша. – Очень милый молодой человек.

Гамаш довольно улыбнулся. Молодой Крофт. В последний раз, когда он видел Филиппа во время расследования предыдущего дела в Трех Соснах, тот был далеко не милый.

В восемь часов утра, кроме них, в бистро никого не было.

– Редкое приглашение, старший инспектор, – сказала Эм, изучая меню.

Волосы у нее торчали во все стороны из-за статического электричества. Впрочем, у Гамаша волосы были не в лучшем состоянии. У них обоих был такой вид, будто их что-то напугало. Они попивали кофе, чувствуя, как тепло расходится по телу. Их лица порозовели, щеки начали оттаивать. Запах свежесваренного кофе, перемешанный с запахом дымка из камина, – и мир снова стал уютным и правильным.

– Вы все еще хотите получить урок по кёрлингу сегодня утром? – спросила Эм.

Гамаш не забыл об их запланированной встрече и с нетерпением ее ждал.

– Если не слишком холодно.

– Сегодня утром идеальная погода. Посмотрите на небо. – Эм кивнула в сторону окна. В небе появилось осторожное сияние – солнце собиралось появиться из-за горизонта. – Ясно и морозно. Сегодня к полудню будет ужас как холодно.

– Позвольте предложить вам яйца и сосиски? – Рядом с их столиком стоял Филипп, держа в руках блокнотик. – Сосиски с фермы месье Паже.

– Они замечательные, – доверительно сказала Эм.

– Мадам, – слегка поклонился Гамаш, предлагая ей сделать заказ первой.

– Я бы хотела сосиски, mon beau Philippe, но, боюсь, в моем возрасте они не будут полезны. Месье Паже все еще поставляет вам черный бекон?

– Mais oui, домашний бекон, мадам Лонгпре. Лучший в Квебеке.

– Merveilleux. Это такая роскошь. – Она подалась над столиком к Гамашу, искренне получая удовольствие. – Я возьму яйцо-пашот, s’il vous plaît, на булочке из пекарни Сары, и немного вашего идеального бекона.

– И круассан? – Филипп игриво посмотрел на нее.

Запах круассанов доносился из пекарни по соседству; дверь, соединяющая пекарню и бистро, была красноречиво распахнута.

– Ну, пожалуй, один.

– Месье?

Гамаш сделал заказ, и через несколько минут ему принесли тарелку с сосисками и французским тостом. Филипп поставил у него под рукой стакан кленового сока и корзиночку с горячими круассанами, к этому были поданы вазочки с домашним вареньем. Они ели, разговаривали, прихлебывали кофе перед веселым и теплым огнем в камине.

– Так что вы думаете о Си-Си?

– Она показалась мне очень одинокой женщиной. Я ей сочувствовала.

– Другие люди говорят о ней как об эгоистичной, мелочной, капризной и, если откровенно, глуповатой. Не из тех людей, с которыми хочется водить дружбу.

– Они, конечно, правы. Она была ужасно несчастна и вымещала это на других. Ведь с людьми такое случается, верно? Они не выносят, когда другие рядом с ними счастливы.

– Тем не менее вы пригласили ее к себе.

Он хотел поднять эту тему с того момента, когда она обмолвилась об этом во время их прогулки. Но ему нужно было видеть ее лицо.

– Я сама была ужасно несчастна в жизни, – произнесла она тихим голосом. – А вы, старший инспектор?

Он, никак не ожидавший такого ответа и вопроса, кивнул.

– Я так и думала. Я думаю, что люди, имевшие такой опыт и выжившие, чувствуют ответственность перед другими. Если нас спасли, то мы не можем позволить, чтобы на наших глазах утонул кто-то другой.

В зале было очень тихо, и Гамаш понял, что задерживает дыхание.

– Я понимаю, мадам, и согласен с вами, – сказал он наконец. И тихо спросил: – Не хотите рассказать мне о вашей печали?

Она встретилась с ним взглядом, потом полезла в карман своего кардигана, вытащила свернутую в шарик салфетку белого «клинекса» и что-то еще. Она положила на стол черно-белую фотографию с трещинами и в шерстяных ниточках. Умелым пальцем она погладила фотографию, снимая ниточки.

– Это мой муж Гас и мой сын Дэвид.