Смертельный лабиринт

– Из служивых? – спросил Дубельт.

– Так точно, ваше благородие, – ответил тот, – инвалид Гвардейского экипажа. Пристроен к библиотеке старшим дворником.

– Кто ходил к Крылову в последнее время?

– Никто, ваше благородие, окромя Сашки его, то есть кухарки. И доктора.

– Доктор сегодня был?

– Так точно!

– Когда ушел?

– За час до полуночи, ваше благородие!

– Ты его видел?

– Видел! Он в ту карету сел.

– Карету? – удивился Дубельт. – Что за карета?

– Не могу знать! Только она каждый вечер напротив становилась.

– И что, – спросил Леонтий Васильевич, – на этой карете доктор приезжал?

– Никак нет! Доктор все больше пешком. Иногда брал извозчика. А карета эта стояла напротив. Постоит, постоит да поедет прочь.

– А кто же в этой карете был?

Дворник смутился.

– У ей окошки завсегда закрыты были. Да и не нарушала она ничего – стоит себе и стоит. А с той стороны не мой участок, ваше благородие! Знатная карета, мне не по чину расспрашивать.

– Так, – пробормотал Дубельт, – значит, в последний раз доктор в эту карету сел. И уехал.

– Так точно! Со старухой этой!

– С какой старухой? – напрягся Дубельт. – Откуда про старуху известно?

– Далеко было, – замялся дворник. – Я, стало быть, покурить вышел трубочку. Смотрю, доктор мимо меня пробегает. А потом в карете дверь открывается, а там, вижу, – старуха. В черном. Но такая приметная, знаете, – один глаз у нее повязкой закрыт.

– Одноглазая старуха! – воскликнул Дубельт. – Ты не ошибся?

– Я говорю, ваше благородие, далековато было. Но глаз у меня еще зоркий – я книжек и газет сроду не читывал. И вся семья наша на зрение не жаловалась. Вот отец мой, Ермолай Федотов…

– Хорошо, – перебил его Леонтий Васильевич. – Свободен. Только до утра – молчок, понял меня?

– Так точно!

– Иди.

Одноглазая старуха…

Он вызвал другого жандарма.

– Немедленно разыщите, где остановилась московская дворянка баронесса де Вейль, и препроводите ее ко мне в кабинет под стражей. Если в ее доме обнаружите доктора Федора Галера, то приведите и его.

– Слушаюсь, ваше благородие! – Жандарм замялся. – Там у дверей двое господ требуют впустить. Говорят, они друзья этого… – Он кивнул в сторону спальни. – Что прикажете?

– Собрать все бумаги, опечатать и перевезти к нам. Господам у парадного сказать, чтобы приходили утром. А если ослушаются – арестовать. И никого не пускать, пока не закончите работы. Чтобы ни листочка тут не осталось!

– Слушаюсь.

Дубельт спустился по черной лестнице, вышел во двор библиотеки и сел в карету. Настроение у него было препаршивое.

6 Зал Льва

Обитель

Как только они оказались в коридоре, дверь в зал Девы закрылась, а в противоположной стене открылся вход в новый зал. Галер немедленно осмотрел его, не переступая порог.

– Там лев, – сказал доктор.

– Настоящий?

– Статуя. Но не только. В конце зала барельеф – большая гора, доходящая до потолка. И, вероятно, проход именно в ней, но он завален огромным камнем. Есть еще одна статуя – по-видимому, это наш старый знакомец Геракл.

Девушка подошла к проходу.

– А лев?

– Немейский лев.

– Немецкий?

– Немейский.

Она отошла от входа в следующий зал и села на пол.

– Вам плохо? – спросил Галер.

Луиза подняла на него глаза, полные слез.

– Скажите, – сказала она дрожащим голосом, – вы думаете, что я – сумасшедшая? Так ведь?

– Да.

Она отвернулась.

– Послушайте меня, Луиза, – сказал Галер. – Я врач. Вы знаете, что такое труд врача? – спросил Галер. – Тебя могут вызвать к больному в любой час дня и ночи. Все, с кем ты общаешься, – либо больные, либо их близкие. Нельзя работать, если просто не перестать видеть в больных – людей. Только пациентов. Только тела, страдающие недугами.

Она повернула к нему лицо. Слез больше не было видно.

– А молодые женщины? – спросила она. – Вам встречались? Они тоже страдали?

– Болезнь не обращает внимания на возраст, – ответил доктор, – она не щадит никого.

– Поэтому вы такой…

– Какой?

– Бездушный, – прошептала Луиза, но тут же перебила сама себя: – Нет! Вы же не бездушный в самом деле! Вы просто прячете себя глубоко-глубоко, чтобы не сойти с ума! Так?

Галер задумчиво посмотрел на нее. Чтобы не сойти с ума?

– Разве она не права? – спросил голос. – Ты же безумен не меньше ее. Сам подумай, если бы не настойка, кем ты был бы сейчас? Обезумевшим от ужаса ребенком.

– Именно так, – подавленно ответил Галер голосу, но Луиза опять подумала, что ответил он ей. Всем телом повернулась к своему спутнику и схватила за руку.

– Бедный! Бедный Федор Никитич! Ведь это совсем как моя жизнь! В заточении! Только я жила в бабкином доме, а вы – в тюрьме собственного самоотречения! Ведь мы с вами оба несчастны!

– Постойте, Луиза, – пробормотал Галер.

Но она обхватила его голову своими руками, прижалась всем телом и начала горячо целовать прямо в губы.