— Лажа не лажа, а Баштан точно на Талого наехал. И слово свое Баштан держит. Поэтому Талый к тебе и подошел. Ты не трогаешь их, они не трогают нас.
— Договорняк?
— Договорняк.
— На тетушкиной крови?
— А что у тебя есть против Талого?
Игнат надул щеки и с шумом выпустил воздух. Телятников ничуть вчера не расстроился, выслушав Игната, говорившего в пользу Талого. И даже с чувством облегчения сказал, что экспертиза ножей ничего не показала. На одном только из тех ножей обнаружилась кровь и та куриная.
Отсутствие результата облегчало Телятникову задачу. Свалить всю вину на Петелина, а затем объявить в розыск случайного убийцу — это куда лучший вариант, чем вести следствие сразу по трем трупам с явным курсом на тупик. А так два убийства из трех, считай, раскрыты.
— Нет у тебя ничего… И на Давида нет.
— Пока нет.
Игнат мог заняться Ерогиным. Отсутствие крови на ноже еще не факт. Давид же не дурак, чтобы таскать с собой орудие убийства. В Новороссийск нужно ехать, выяснять, где он там находился в ночь убийства. Но с таким же успехом он мог побывать на малине, чтобы пробить вопрос по Талому. Давид общался и дружил с опасными людьми, неготовыми идти на контакт с уголовным розыском.
— Вот когда будут, делай с ними все что угодно.
— Будут.
Игнат обошел всех, кого только можно, но копилку сведений о предполагаемом преступнике так и не пополнил. Оксана с Леной видели высокого парня, которого приняли за Игната, на этом и все. Никто ничего не видел, пьяный Миша все проспал. А ведь Игнат очень надеялся на свидетелей.
— Чур, я первая в душ! — открывая калитку, сказала Лия.
Она отправилась в летний душ, а Игнат подсел к Зойке, которая сидела за столом у летней кухни. В одной руке бокал белого вина, в другой — сигарета. Женщина была изрядно под хмельком.
Рано утром, пока не жарко, она ездила в город, Лешку Матвейчука собиралась проведать. Рана у него действительно неглубокая, опасности для жизни нет, но из больницы его не выписывали.
— Есть будешь? — спросила она, глядя куда-то в мутную даль перед собой. — Окрошки налью. Холодная.
— А вино?
Игнат потрогал кувшин. Уже не запотевший, но недавно из холодильника.
— Чистый стакан на кухне.
Игнат кивнул, сходил за стаканом, налил себе вина. Выпил холодненького сухачка, закурил. Отличное вино у дяди Вали. А сигареты он курил дрянные. Игнат уже исправил положение, разжился пачкой «Винстона», Лия организовала.
— Как там Лешка? — поинтересовался Жуков.
— Да ничего, жив-здоров, привет тебе передает… Выпишут скоро.
— Это хорошо.
— Замуж меня зовет.
— Ну жук! — негромко хлопнул в ладоши Игнат.
— А зачем он мне? Шило на мыло?
— Это правильно. С алкашом не жизнь, с алкашом сама знаешь как.
— Но в то же время — кто не пьет?…
— Одно дело пить, другое — выпивать…
— Отец выпивал, — кивнула Зойка. — Дядя Гора крепко прикладывался… А ты знаешь, отец мой твою тетушку терпеть не мог.
— Не знал. Но догадывался.
— А потом взял и женился… Ну, не женился…
— От любви до ненависти один шаг. А обратно?
— Обратно… Что-то было в твоей тетушке, мужики от нее таяли.
— Да уж, — вздохнул Игнат.
— А ведь дядя Гора должен был на тете Жене жениться.
— Историю не перепишешь.
— Я не знаю, может, врут. Но говорят, тетя Женя от Егора Михалыча родила.
— Давида?
— Давида.
— Может, я и подумала тогда на Давида. Он за огородом крутился. Что-то там высматривал.
— Высматривал, — пожал плечами Игнат.
Давид мог высматривать нож, которым он убил. Крови было много, нож мог выскользнуть из руки, потеряться. Может, именно потому Гену Петелина задушили, а не зарезали. Игнат уже думал об этом. И нож он искал, весь берег вчера обошел, без толку.
— Вот я и подумала, что он за отца отомстил.
— Кому отомстил?
— Ну, он-то думает, что тетя твоя отравила Михалыча.
— Всерьез думает?
— Не знаю.
— А отцом он кого считает?
— Не знаю. Но вряд ли он бы стал мстить за дядю Гору… За мать мог отомстить. Дядю Гору-то тетка твоя у нее отбила.
— М-да.
— Видела я его сегодня.
— Кого? Давида?
— Деловой такой, на такси. Меня до Геленджика подвез… Кроссовочки фирменные. Синие с белым. Начищенные, надраенные!..
— Чем начищенные, кремом? — не слышал Игнат о кроссовках, которые надраивают гуталином.
— Кремом?! — задумалась Зойка. — Да нет.
— Ты же сказала, начищенные.
— Ну, чистые в смысле… Не новые, видно, что не новые… Может, постиранные?
— Это ты у меня спрашиваешь?
— Да нет, просто думаю. Не рассматривала я его кроссовки, просто глянула, подумала, что чистые. А ты что, меня допрашиваешь? — спросила Зойка.
— Да нет, просто думаю вслух.
— И Давид вслух думал. Все о тебе спрашивал.
— Обо мне?
— Ну как там у вас с Лией.
— Хорошо у нас с Лией.
— Я так и сказала… Они же какое-то время встречались. Недолго, но было… Я маме твоей говорить не стала, а зачем?
— Буду называть тебя просто Зоя Золото, — улыбнулся Игнат.
Маме о некоторых нюансах знать совсем не обязательно. Только вот вряд ли она находится в неведении. Виноградная — улица короткая, но языки у живущих на ней длинные.
— Я согласна! — улыбнулась Зойка и шаловливо толкнула Жукова плечом.