Разговор снова издох, но атмосфера изменилась. Я пыталась задавить желание в свою очередь поинтересоваться, как он провел эти полгода и много ли девушек поменял. Настроение испортилось, и, чтобы не злиться втихомолку, я заговорила:
— Я на Карина поначалу тоже сильно сердилась. Он знал, что ты ночной, и ничего мне не сказал. А встречались мы не больше пары недель. И то жалею, что согласилась. Надо было сразу сказать, что ничего не получится.
Если в начале моего монолога тело Хена окаменело, но теперь ощутимо расслабилось. Он прикоснулся губами к щеке, сказал негромко:
— Я не возражаю. Никаких претензий. Я не имею права возмущаться и требовать, чтобы ты до смерти хранила мне верность. Просто меня до остервенения раздражает мысль, что кто-то к тебе прикасался.
Вот как ему удается так просто изменить мое настроение на противоположное? Улыбка снова поселилась на лице.
Помучить еще немного или признаться?
— Если хочешь знать, у нас не было ничего серьезного. — Выбрала-таки второй вариант — эх, Сатьяна, какая ты все-таки мягкотелая!
— Он не затащил тебя в постель? Вот тюфяк.
Самодовольный тон меня разозлил.
— Вообще-то, и ты не затащил. И в целом, — сделала попытку вырваться, — я сама могу решить, с кем, когда и как.
Хен хмыкнул, теперь задумчиво. Прижал меня крепче, явно не собираясь выпускать.
— Тс-с, сиди. Извини. Я увлекся. Просто… слегка ревную.
Ничего себе слегка! Но извинения были приняты. Однако вскоре Хен снова взялся за свое:
— А второй хмырь? Черноглазый. Замуж тебя звал. Пойдешь?
— Это было чисто деловое предложение, — ответила, уже с трудом сдерживая смех. — Они хотят Хранителя, взамен предлагают защиту клана. С Ансом у меня ничего нет, он просто развлекается.
— Пусть Хагоса в задницу поцелуют.
Было непривычно слышать, как он выражается, прямо и грубовато. Но меня это не раздражало, даже наоборот, чем-то нравилось. Было такое ощущение, что он наконец дорвался до своей добычи и рычит на любого самца в поле видимости.
— А ты чем занимался эти полгода? Сколько девушек соблазнил? — спросила и сжалась, сразу пожалев, что слова сорвались с губ. Я не хотела слушать о его девушках, много их было или мало. Поспешно добавила: — Хотя не говори, мне не интересно.
Хен рассмеялся, снова провел губами по щеке, по скуле, на миг прижался сильнее, оставляя отпечаток поцелуя.
— Маленькая ревнивица. За мной, в отличие от тебя, никто не бегал. И вообще мне в эти полгода было не до девушек. Одна только…
Одна… но одна, значит, была.
В сердце словно впилась огромная игла. В принципе, понятно… взрослый мужчина. Между нами все было кончено, с какой стати хранить мне верность? И все равно тупая боль внутри только разрасталась, заливая грудь расплавленным оловом.
— Молчишь? Не ревнуешь? — Хен снова тихо засмеялся. — Да, только одна… засела в голове так, что ничем не вытащишь. Каждый Хагосов день за эти полгода… и ночь. Постоянно перед глазами стояла одна и та же. Ты.
Я повернулась, на этот раз Хен не мешал. Недоверчиво уставилась на него.
— Хочешь сказать, у тебя никого не было? За все пять месяцев?
— За кого ты меня принимаешь, — разулыбался он. — Я что, похож на мужика, пытающегося затащить в постель все что движется? Разве я давал основания так думать?
Вместо ответа я его поцеловала. Взяла лицо в ладони и поцеловала как следует, чтобы из дурной головы выветрились все глупые шуточки.
Хен ответил, руками прошелся по моей спине снизу вверх, сильно, словно хотел меня всю вдавить в себя. Было удивительно приятно, и я зажмурилась, чуть откидываясь назад. Пальцы легли мне на затылок, и инициативу в поцелуе у меня с легкостью перехватили.
Целовал Хен так ненасытно, точно хотел пометить, оставить свой знак, доказать всем и в том числе мне самой, что я принадлежу только ему. Я молча подчинялась, отвечала, раскрывалась навстречу.
С ним всегда это было как-то особенно. Только от его поцелуев внутри все дрожало, ноги становились как кисель, и в голове билась одна мысль: хочу большего. Развернулась к Хену лицом, оседлала его бедра, чувствовала, что он меня хочет, — и это вызывало не страх или отвращение, а только невероятное, с головой накрывающее желание.
Я тоже хочу оставить на нем свой знак, чтобы каждая знала: он мой. Чтобы он сам помнил об этом каждую секунду.
Оторвалась с неохотой. Хен останавливаться не хотел, и я шепнула в настойчивые губы:
— Лидайя скоро вернется…
Хен все же поцеловал меня, прежде чем ответить хриплым задыхающимся шепотом:
— Да не вернется она.
— Почему?
Он тихо хмыкнул:
— Потому что Лидайя — девушка наблюдательная… и понимающая. В отличие от некоторых.
Я покраснела, шлепнула парня по плечу. А он, не сводя с меня охмелевших затуманенных глаз, вдруг предложил:
— Хочешь, поднимемся ко мне?
Я замерла. Ведь он не просто в гости меня зовет. Это означает совсем другое. Вот только хочу ли я этого?
В ту же секунду ответ сам толкнулся изнутри.
Хочу.
Хочу безумно и знаю, что не пожалею.