Но «дикари», смотревшие с гряды утесов, видели это здание прежде и не нуждались в деталях – речь шла об одной из покинутых миссий на Сан-Сабе. Именно под ее стены прибывали фургоны.
Наблюдатели обменивались между собой лишь короткими фразами, притом вполголоса – пространные и громкие разговоры не свойственны характеру индейцев. Но то, что содержали эти фразы и с каким выражением произносились они, предвещало беду колонии полковника Армстронга. Если судить по словам и наружности этих подозрительных типов, старинной миссии на реке еще долго предстояло оставаться в руинах.
Глава 45
Подозрительное наблюдение
Старинное здание бывшей Сан-Сабской миссии, принадлежавшей прежде испанским монахам, а теперь сделавшейся жилищем бывшего миссисипского плантатора, стояло на небольшой возвышенности, над долиной, в нескольких сотнях шагов от правого берега реки.
Место было выбрано так, чтобы с него открывался красивый и живописный вид – стремление порадовать взор во все времена и во всех странах отличало духовных наставников, ведущих проповедь среди язычников.
Расположение на возвышенности было удобно для обзора, а также спасало от угрозы наводнения при разливе реки.
Архитектурный стиль не слишком отличался от большей части мексиканских асиенд. Это было большое квадратное здание, в центре которого имелся открытый двор, называемый «патио». Его опоясывала галерея, или коридор, в который выходили двери различных комнат. С наружной стороны здания имелось лишь несколько окон, без стекол, но защищенных решетками из вертикальных железных полос, так называемых «реха».
В центре фасада были двухстворчатые ворота, похожие на тюремные. Эти ворота вели в проход, называемый «сагуан». Он был достаточно широк, чтобы пропустить нагруженный фургон, и приспособлен для больших экипажей, которые колтыхали по нашим дорогам во времена Дика Турпина[32] и на которых с шиком раскатывал Чарльз Грандисон[33]. Еще можно встретить кареты этой величины и формы и в современной Мексике – остатки ее давно минувших роскоши и величия.
В патио, мощенном каменной или мозаичной плиткой, располагался источник воды в виде фонтана, который окружали апельсиновые или другие вечнозеленые деревья, а также цветочные клумбы. Из внутреннего двора второй проход вел на задний, более обширный, двор, где помещались конюшни, сараи и другие хозяйственные постройки. Еще дальше тянулся на пространстве десятины сад, «уэрта», обнесенный высокой стеной из сырцового кирпича и обсаженный колючими кактусами в качестве палисада. Он был наполнен плодовыми и цветущими деревьями, которые прежде пользовались тщательным уходом, а теперь аллеи были покрыты роскошной, но дикой растительностью. Здесь-то, в тени листвы, часто прогуливались почтенные патеры и проводили часы досуга, может быть, так же приятно, как их британские собратья из монастырей в Тинтерне или в Тьюксбери.
Часто в стенах миссии раздавался их веселый смех; обитатели ее потягивали вкусный старый херес и пользовались всеми развлечениями, какие могли доставить им Техас и его краснокожие обитатели. Последние, разумеется, этого смеха не слышали – новообращенным не полагалось находиться на территории миссии, для них предназначались лачуги «ранчерии». Они прятались за густыми посадками вечнозеленых деревьев, чтобы не оскорблять взор падре, которые не слишком любили вступать в близкий контакт со своими воспитанниками, бывшими для них не более чем «пеонами», а проще говоря, рабами. По сути своей, то была феодальная система, перекочевавшая из Старого Света в Новый, за тем только исключением, что роль феодалов исполняли монахи, а крепостных – дикари. Претензия же на религиозное просвещение, представлявшее собой причудливую смесь христианства с суевериями, ни на йоту не делала это трансатлантическое порабощение более терпимым. Доказательством, что удержать краснокожих крепостных в узде могла только твердая рука, служило наличие пресидио, или казармы для солдат. Ее развалины господствовали над остатками ранчерии. Те, кто совершал завоевания во имя креста, нуждался в мече, чтобы подчинять непокорных, но и это, как мы видим, не помогло.
Некоторые из хижин сохранились в терпимом состоянии и могли послужить приютом для новых поселенцев. Большинство из них там и разместилось. Приют это был временный, до постройки новых, лучших домов. Но это было еще впереди. Стояла весна, время для посева хлопчатника, и все остальное стоило отложить.