Смерти.net

– Адрес, – все время говорила Лина. – Я знаю, что они обращаются к адресу, а больше ничего не знаю. Да разберешься. В собаке же разобралась, хотя она технически тоже офигеть сложная!

У дергающегося кушеточного президента на голове была странная колючая штука, похожая на терновый венец.

– Всё, вышел? – Охранники вдруг сурово уставились на экран, отчего я почти сползла под стол, внутренне надеясь, что они успели рассмотреть лишь воробьиный череп, который я панически транслировала на все вокруг. Мысленно взмолившись камере, я тут же нашарила ее влажный, трясущийся от моего же ужаса шарик из-под стола и скрутила эту воробьиную головку.

– Темнота какая-то! – донеслось поверх стола. – Эй, как вы там, готовы? Вышел? Наверное, вышел. Не вижу ничего. Прием! Да тащи сюда. Венок давай, ну. Да смотри, у него пена уже идет, срочно. Да потом разберемся, вышел уже. Давай просто включай этого. Как вы, вы уже там? Готовы? Венок надели?

Диктатор захрипел. Я сняла с его головы венец и заметила, что крупные белые цифры с координатами на экране, прежде неизменные, изменились. Меня не волновала ни пена чужим ртом, ни испуганные крупные планы телохранителей. Адрес! Это адрес! Они обращаются не к данным дубликата как файла, а к его месторасположению в интернете для мертвых! А для того чтобы точно идентифицировать месторасположение файла, нужен предмет, вещь – которая идентичная самой себе в реальном мире.

Венец! Вот оно что. Я надела на голову венец. Это был натуральный терновый венец – он сильно кололся и царапал лоб. От боли я перестала чувствовать страх.

– Тягай! – застонал президент. – Не тягай! Тягай больно!

– Что? Он надел? Точно надел? – засуетились на экране, с которого что-то продолжало хрипеть. Вдруг послышались крики, которые, впрочем, быстро стали полузадушенными – видимо, клону забили рот соломой или глиной.

– Да! – басом сказал президент, не открывая глаз. – Да!

– Все, нажимай давай! Он отвечает, я слышал. Перебрасываем.

– Жижу держи! – застонало за спиной.

И я открыла глаза внутри диктатора – и тут же открыла глаза снаружи диктатора.

Телохранители снимали с моей головы венец, весь дополнительно опутанный, как рождественский венок, потрескивающими резиночками и электродами. Вокруг меня полумесяцем стояли участливые, испуганные коровы и смотрели с уважительным благоговением. В их круглых, как вечерние иллюминаторы, влажных очах отражался диктатор, которым я стала. Телохранители были немного волхвы. Я хотела бы запомнить это чудо нежелательного рождения навсегда.

– Дышит? Нормально? Вы дышите? – спросила одна из коров. Я тут же поняла, что смотреть на реальность из тела технически очень сложно – постоянно что-то запаздывает.

Венец осторожно укладывали в чехол. Объективная вещь! Действительно, они подгружают к носителю в мозгу клона не конкретный объем данных, которые и есть диктатор, а тот объем, который маркирует себя в нашем интернете для мертвых объектом «венец». Выходит, они тоже догадались о том, как можно использовать объективные вещи? Но откуда они здесь знают, какая из вещей имеет свою объективную тень в интернете для мертвых?

– Почему венец, напомни, – прохрипела я мужским голосом, стараясь звучать максимально безразлично.

– А хер его знает, – ответил один из телохранителей, наконец-то выпав из коровы, пока я вращала глазами и головой, пытаясь пересобрать обрушившийся на меня мир биологического восприятия. – Можно и без него, кстати. Но в полевых условиях только с венцом можно. А в лаборатории можно и так, по созвону. А что?

– Ничего, – сказал диктатор. – Надо вернуться к тем коровам, что снаружи?

– Да. Лучше побыстрей.

И я вышла от внутренних коров к тем коровам, что снаружи.

18. Внутри коровы чистота

Слепило солнце. Я дышала. Все было колючим, как венец, и тело словно жало, как рубашка. Мысли ворочались медленно, словно я еду в нескольких меховых комбинезонах на автомобиле с ручной коробкой передач.

Каждый шаг и правда причинял боль: внутри меня что-то тихо мычало и ворочалось. Все было таким же, как в интернете для мертвых, только контекст – слишком обширным и болезненным. Лужи, деревья, коровка-воровка, запах мочи, травы и талой воды, но запах – это не все, чем пахнет: пахнет потом, пахнет залпом, мороз, февраль, синее-синее небо, как всегда здесь в феврале эта особая февралистая лазурь и зыбь, моя ли это мысль, а других тут нет, и всякий звук будто вдалеке кто-то стучит мелкой мокрой железкой по другой мокрой железке высотой до неба, и все эти железки – это ледяные влажные лестницы.

Телохранители вывели меня к людям. Навалился бесконтрольный поток сигналов, и я почувствовала, что сейчас задохнусь.

Ой, услышала я где-то далеко внутри всего, чем была я, ой, немного снова оно. Снова немножко оно здесь.

Это звучало как тихий фон и дребезжание. Усилием воли я подкрутила и подавила этот шум, словно пытаясь перенастроить радио, в котором любимая песня «Don’t Fear The Reaper» сбивается с арпеджио на белый шум, you can be like they are.