Смерти.net

– Рассказывал. Но больше выпендривался. Поэтому мне как-то не по себе. Я и правда хорошо помню, как это было. Но во всем этом было что-то не то: какая-то раздвоенность, какая-то вода. Да, я подорвался на мине. Но помню, что шел по обочине один. Наверное, там было заминировано. Мне надо было добраться туда, где все. Но кто – все? И почему я шел пешком? Мне казалось, что я одолжил у кого-то деньги и обещал их вернуть – и для этого обязательно нужно пройти какое-то время пешком. Километров десять, пятнадцать. И когда я прошел нужное количество километров, я понял, что уже вернул все деньги и могу идти обратно. Куда обратно? Домой? Какое – домой? Начал переходить дорогу – дом всегда в обратном направлении. Услышал грохот, как будто взрыв. Понял, что куда-то еду или падаю. Вначале обрадовался: может, я просто попал под машину! Почему обрадовался? Как будто не страшно, если машина; а вот подорваться на мине – сразу смерть. Подумал: сейчас поднимусь и увижу, какого она цвета, и еще номер надо запомнить, это важно, чтобы потом подать на владельца в суд. Хотел встать – и не смог. Голова была совсем чужая, я попробовал ее пальцами и понял, что проломлен череп, там все было мягкое. Но как я мог это ощущать? Что в моей голове позволяло мне трогать ее пальцем, несмотря на мягкость? Разве это не невозможное? Надо мной навис горизонтальный человек, и я увидел: машина зеленого цвета. Это меня успокоило. Я знал, что, если бы синяя – меня бы не удалось скопировать, потому что мозг был бы слишком сильно поврежден. Когда зеленая машина сбивает – мозг поврежден, но не сильно. Еще бывает белая, но тут я не имею права ничего рассказывать.

– Тебя копировали с поврежденным мозгом? – испуганно спросила я.

– Ну нет, машина же была зеленая, – мягко объяснил А. – Я тогда почему-то именно так рассуждал. Но то, что я запомнил, совсем не похоже на то, что мне рассказывали. Пока меня копировали в клинике, в реанимации, на ИВЛ – понимаешь, я все это время словно так и лежал в луже крови на асфальте и пытался поднять руку, чтобы еще раз проверить, могу ли я поднять руку, осталось ли во мне что-нибудь, что может позволить мне поднять руку. Отовсюду поднимался серебряный свет, от горизонта отделилось мелкое долгое озеро, и рассветное солнце над ним плыло, как прозрачный голубой водяной шар. Шар ничего не весил, но плыл вдоль горизонта тяжело и грузно, будто вот-вот прорвется ледяной белой водой. Потом он и правда надорвался и из него хлынула речная рыбная вода. И я немножечко вдохнул этой воды. Совсем чуть-чуть. Но уже не мог выдохнуть. И подумал: ой, наверное, астма, как в детстве. И все.

– Ребята! – Над нами навис сияющий С. – Чё вы такие кислые сидите? Тебе нужна эта салфетка? Салфетка нужна? Эта, да, эта салфеточка. Нужна?

Я на автомате отдала ему пропитанную настоящими и ненастоящими слезами салфетку, и С., задохнувшись от восторга, скомкал ее и сунул в карман.

– Да отвлекитесь же, чувачки! Посмотрите, что мне знакомая старушка подарила!

С. поставил на столик старенький винтажный радиоприемник.

– Да посмотрите же! – Он покрутил рукоятки. – Это же вещь! Туда только батарейки вставить – и заработает!

Я подняла радиоприемник, потрясла его и на автомате приложила к уху. Встала на цыпочки, будто вокруг моей шеи обмотали белый шерстяной шарф и уверенной сильной рукой потянули вверх.

И услышала белый шум. И сигналы какие-то: бип-бип-бип.

Только после этого меня наконец-то вырвало всеми семью котятами.

10. Пятнадцать самолетов в минуту

Я не знаю, как это происходит после смерти. Когда ты долго с кем-то не виделся, а потом после фатального (навсегда? временно? что в нашей ситуации навсегда, а что временно?) перерыва вам необходимо пересоздать общий контекст и наладить коммуникацию. Да, при жизни это более-менее возможно. Но как это осуществить после смерти, если пересоздание контекста – уже не ловкая метафора, а фактически заселение нашего дивного призрачного мира новым комплектом свежих призраков?