Смерти смотрели в лицо

Она испугалась. Вдруг Мурзин провокатор? Девушка рассказала о нем Власову, тот упрекнул ее в беспечности и на свидание с Мурзиным не дал согласия. А Надю тянуло к нему. Не хотела отпугивать парня, на свой риск сказала:

— Одного подпольщика я знаю, но сейчас его нет в городе.

Неожиданно батальон отправили в Иловайск.

Мурзин оттуда через Аминова передал письмо Пономаренко. Надя ответила. Завязалась переписка. О ней девушка доложила Власову. А Люба Константинова сказала, что приезжал Рафиков. Обещал наведаться в сле-дующее воскресенье...

— Так что связь с батальоном не прервалась,— сказал Власов командиру.

С Рутченково по железнодорожному полотну Шведов пошел в сторону Смолгоры. Давно не виделся с Кихтенко.

Александр Данилович прятался в подвале, и Шведов попросил Тяпкину позвать его.

— Что с тобой? — спросил он.— На тебе лица нет.

— Нужно уходить,— сказал Кихтенко.— Меня кто-то выдал... Посиди один, я принесу деньги. Пятьдесят тысяч собрал.

Он возвратился с пятью пачками купюр и стал рассказывать:

— Вчера шеф станции Сталино-штадт приказал явиться к нему. А переводчица мне шепнула, что на меня подали заявление. На станцию я пошел на два часа раньше. Вижу, с ясиноватским поездом прибыли гестаповцы. Когда они уехали, я зашел к шефу. Он кричать: почему опоздал? Позвал моего сменщика немца Бергэрда, дал ему пакет и что-то сказал. До этого Бергард продавал мне пистолеты. По-русски он понимает. Я спросил, что надумал шеф. «Отправят в гестапо»,— ответил он. В общем, мы договорились, чтобы ему не попало, он пойдет пить воду, а я сбегу... Закончилась моя служба у немцев.

— Жаль. Службу ты нес отлично, понятно, для нас. Но ты еще послужишь общему делу. Документы целы?

— При мне.

— Бери для маскировки сына и отправляйся в Джан-кой. Улица Садовая, второй дом с краю по нечетной стороне. Спросишь сапожника, скажешь, что прибыл от Гавриленко. Нужно отремонтировать ботинки, подошвы поизносились. Узнаешь у него: есть ли человек для связи. Он скажет, как дальше поступать. Торопись.

О ни обнялись... Шведов пошел на Пионерскую улицу. Тихонов встретил его на пороге дома. Александр Антонович обхватил товарища за плечи, прижал к себе:

— Жив-здоров? Чем занимаешься?

— Ты же сам дал задание,— ответил Григорий.— Легче фрица протащить через игольное ушко, нежели печать сделать.

— А-а! Ну и как, получается?

— Уже получилось. Погляди,— сказал Тихонов и открыл ящик стола. Вытащил пачку небольших продолговатых бумажек с немецким текстом и орлом на круглой печати.— А это оригинал. Сравни.

— Они же одинаковые! — воскликнул командир.— У тебя золотые руки.

— Я лишь теперь стал понимать суть подпольной борьбы. Какое терпение нужно, сколько воли требуется! Пацаном читал книги про большевистское подполье, и не доходила до меня его повседневная трудность. Может, через эти печати понял.

— Дореволюционное подполье и наше, конечно, родственны,— сказал Шведов.— Главное в них — борьба за свободу. Но формы этой борьбы изменились, ибо условия совершенно разные. Люди оккупированных областей оказались в ловушке. Не пойдешь работать на немцев — подохнешь с голоду или окажешься рабом в Германии, в лучшем случае — в местном лагере. В тюрьмах стреляют, в лагерях морят голодом. Ты посмотри, сколько их в городе: на Стандарте — центральный концлагерь для пленных, возле шахты 10-бис — чуть поменьше, филиалы — на шахтах Рутченково, Ветки, Буденновки, огромный лагерь на Донской стороне, еще больший — на Петровке, для коммунистов и советского актива. Тюрьма в одиннадцатой школе, застенки гестапо на Третьей линии, на Школьном проспекте, в двух зданиях на Первой, страшные пытки в стенах тайной полевой полиции, камеры в полицейских участках.

Он замолчал. Потер ладонями виски и тихо проговорил:

— Сильно устаю. Много приходится ходить, и в желудке сосет.

Бросил взгляд на стопку документов, полистал их, разгладил рукой.

— Такое богатство!.. Ты хоть знаешь, какие документы приготовил?

— Девочки перевели. Право на проезд по железной дороге. Ценная бумага. Особенно после немецкого приказа не подходить близко к железной дороге гражданским лицам. Читал в газете?

— Читал,— ответил Александр Антонович и вдруг оживился.— Вот и прокачусь я в сторону Иловайска. Попробуем там пугнуть фашистов.

Положил бланки в карман парусинового костюма. Из другого достал трубку и кисет, развязал его, но вместо махорки вытащил небольшой листок бумаги.

— Погляди-ка сюда,— попросил он.— Видишь, две фамилии?

— Заксекскиндер... Ивочкин,— прочел Тихонов. ~ Кто это?

— Шпионы. Их забросили в тыл Красной Армии.

— Откуда тебе известно?

— Передал Слезовский,— ответил Шведов.— Первую лично мне, а вторую через Марию. Я в свое время уже сообщал о двух шпионах. Их поймали в Москве.

— Так у тебя кто-то действует здесь? Неужели на Александровке, в том доме?

— Не обижайся, Гриша, если бы даже действовали, и то не сказал бы. А фамилии передал давно, когда первый раз был в тылу.

— А ты разве?..— неуверенно спросил Тихонов и замолчал.

— Да, еще в сорок первом. Тогда благополучно перешел фронт, и меня снова забросили.

— Надо же! А Слезовский — он кто?