В тот же день Александр Антонович пошел к Стояновским. Наталья Федоровна была встревожена. Зашептала на ухо:
— У меня собралось десять человек пленных. Пришли ночью.
— Вот и прекрасно,— обрадовался он.
— Но может нагрянуть полиция.
— Я их сегодня отведу к нашим.
...Ночь выдалась сырая. Люди торопились уйти подальше от лагеря. Кто-то в темноте сказал:
— Будь проклят этот город.
— Чем же он тебе не понравился? — спросил Александр Антонович.— Я в нем родился и вырос. Сейчас веду тебя, чтобы укрыть от смерти. А кто тебя спас, ты знаешь?
— Какая-то женщина.
— Видишь, какая-то. А она тоже из этого города.
— Что, Петро, загнали в угол? — отозвался глухой голос— В самом деле, мы на радостях даже имя не спросили ее. А тебя как кличут?
— Сашей. А она — Тамара. Но я ее ни разу не видел, — сказал подпольщик.
Несколько минут шли молча. Начало светать. Кто-то предложил зайти в лесозащитную полосу и отдохнуть.
— По всей земле таких Тамар не сочтешь нынче,— заговорил круглолицый парень с родинкой на губе.— Промелькнули мы в их жизни, что мотыльки. А ведь человек человека спас
— Может, завтра ее схватят и расстреляют. За меня, за тебя расстреляют,— отозвался белобрысый сухопарый мужчина, садясь на землю.— Знает, на что решилась. Я могу снова на фронт попасть. Убью фашиста одного, десятого, сотню. Победу встречу, вернусь домой. Обзаведусь семьей. А ее не будет... Человека спасает человек.
— Но человек человека и убивает,— возразил глухой тенор.
— Разве фашист человек? Это тварь на двух ногах,— сказал сосед Шведова в нахлобученной на уши пилотке.
— Товарищи, я предлагаю спор перенести в более благоприятную обстановку,— вмешался Александр Антонович.— Нужно торопиться.
Он думал о своих спутниках. Еще вчера они были на краю гибели, но их волновала судьба страны и народа. В этом, видимо, и проявлялось великое отличие советского бойца с ясным сознанием выполняющего свой долг, от гитлеровского солдата, слепого исполнителя чужой воли.
Александр Антонович вспомнил доклад Сталина о 24-й годовщине Октября, в котором приводились страшные слова Геринга: «Убивайте каждого, кто против нас, убивайте, не вы несете ответственность за это, а я, поэтому убивайте!»...
Они обошли хутор. Солнце поднялось над горизонтом, стало золотым. Подул ветерок, взъерошив молоденькие акации в посадке. На дороге показались меняльщики с тачками и с мешками за плечами.
Шведов сдал спасенных из лагеря жителю села Кер-менчик, связанному с подпольем Сталино, и сразу же ушел. Полицейская справка стала для него пропуском и охранным документом. Путь его лежал к дороге Мариуполь-Ясиноватая, где проходили воинские эшелоны, а на станциях расположились подразделения германских частей.
Как ни торопил Александр Антонович своего напарника Новикова, все же пробиться к своим возле Славянска они не успели — немцы прорвали оборону и железно-огненной лавиной двинулись вперед. Вслед за ними идти было бессмысленно. В кровавом фронтовом месиве искать тех, кто послал его в тыл,— безрассудная затея. Нужно возвращаться в город.
...Смоленко в условленном месте передал Борисову просьбу Шведова собраться на совещание.
Дома Жора подошел к Наде и, улыбаясь, спросил:
— Ну как, я сойду за кавалера?
— С ума сошел! — воскликнула девушка.— Какие теперь кавалеры?
— Скучно стало. Сегодня воскресенье. Заглянул к твоей соседке, а у нее, оказывается, огромная комната. Танцы устроить бы и пригласить... Знаешь кого?
— Кого?
— Солдат,— выпалил Смоленко.
— Ну тебя,— недовольно сказала Надя и собралась уходить, но он придержал ее:— Так Саша просил...
Смоленко привел солдат, которых знал по гаражу, потом исчез.
В парке его ждали Борисов и Вербоноль. Он повел подпольщиков скрытным путем. Возле насыпи бездействующей железнодорожной ветки огляделся и махнул рукой. Его спутники по одному перебежали через насыпь и оказались в балке, заросшей маслиной и боярышником.
К полупустому дому, в котором жила семья Шведова, подошли из-за кочегарки. Подобрались к разбитому окну крайней квартиры и услыхали музыку. Вербоноль схватил Жору за руку. Борисов присел и выхватил из кармана пистолет.
— Порядок,— проговорил Смоленко.— Отвлекающий маневр.
Они забрались в пустую комнату, прошли на кухню, через люк спустились в подвал.
— Ждите меня,— сказал Жора и поднялся наверх.
Закрыл люк, забросал его хламом и вышел в коридор. В средней квартире стоял шум, слышалось шаркание сапог, плыла мелодия танго.
Освещая тусклым светом фонарика знакомые лица, Шведов молча пожал руки товарищам. Попросил их сесть в кружок. Под глухой стук каблуков и приглушенные голоса рассказал обо всем увиденном и пережитом им недавно.
— Теперь фронт от нас далеко,— говорил он.— Установить связь с той стороной почти невозможно. Но это не значит, что мы должны отказаться от попытки пробиться к своим. Мы оказались в глубоком тылу противника, тем большая ответственность легла на наши плечи. Мы были и остаемся представителями Советской власти на оккупированной территории...