Смертию смерть поправ

Конечно, ребята, вам надо это сделать, надо, чтобы нашелся один из вас первый, быть может, вот ты, в вельветовых штанишках, скажи крик убить ты, они все ждут только знака, только зова, и ты станешь у них вождем, ты скажи прекратить ЕРЕСЬ, и первосвященником станешь, вельветовым первосвященником, а мне это будет немного приятно, я сам когда-то носил такие штанишки, или ты вот, хмурый и тонкий, скажи ты, пусть случится это, а мне, мне все же придет облегчение, потому что вас я еще смог бы любить и простить, вот смотрите, закрылись мои глаза, вот я ровно и тихо дышу у себя в качалке на чертовом колесе, вот утихли все звуки и погасли фонари, и смазчик ушел домой, не дождавшись меня сверху, вот уж я сплю, ну же, ну. НЕУЖЕЛИ НИКОГО НЕ НАЙДЕТСЯ, КТО БЫ ПОТИХОНЬКУ ЗАДУШИЛ МЕНЯ, ПОКА Я СПЛЮ?

Эта НАДЗ, она измучила меня. Сколько раз я казнил ее, и видел радость от моей казни в ее улыбке и ее смехе, потому что раз пришла казнь, то все же, значит она хранила закон, раз ее приговорил к смерти новый, не принявший тот старый закон, значит, все же не зря она крестила в мокрых водах АРАХН, дерзнувших спорить с богами? Значит, боги зачтут ей, то есть может она зачесть себе правду Она шла и пила своим рассказом приговор, она много раз видела, что я готов стать палачом, что вот сейчас совершу И я много раз совершал, и она была рада, а потом вдруг я узнал в себе, что прощаю ее, что могу сам заточить топор, который ударит мне шею, скажет мне, что пора, и она сразу закричала, нет, нет, не прощайте мне, пастырь. Идите, дети, идите домой, она сразу узнала во мне пастыря, а ведь и вас учила гордости прощать убийц, рассказала вам, что искал в себе эту гордость ИЯСА, чтобы все же жить и свершать поступки, зная все наперед, учила вас, и вселяла в вас страх, что нельзя так, что не сможет никто, даже дети не смогут, потому и выбрала вас, и спасалась этим знанием, облегчалась этим знанием от пытки прощения, думала, раз вы, малые дети, не умеете этого урока смерти, этого гордого урока простить и обнять убийц, и подставить правую щеку вместо дырявой левой, и рубаху отдать, чтобы вытер пот с лица, раз не знали такого урока вы, лишь начавшие пить и имеющие многую ЖАЖДУ, то, значит, придет в злобе мститель, и так же, как и она, будет убивать за свой ЗАКОН, как и она убивала за свой.

А раз так, то, значит, оправдание, значит, права, хотя видела, знала мать мою, дети, маму, маму мою.

Фома положил руку на голову первосвященника и погладил его напряженность, и тот замер, потому что хотел жить, потому что не хотел становиться пастырем, и прокусил Фоме руку. Фома протянул другую, и тот прокусил, а потом закричал, и они повалили Фому, и он вновь, как тогда в промежутке детства, захотел упрятать голову, найти распластанность в землю, но он не закрыл глаз, и они, дети, топтали их сандаликами. Потом вдруг Фома увидел, что кто-то тихо и покорно, НЕПРЕРЫВНО, ползет к нему с любопытством в глазах, покорных собачьих глазах, вот и хорошо, вот и хорошо, этот малыш, видно, ползет исполнить мою просьбу, и просьбу японца, надо будет найти его там, чего бы это ни стоило, и сказать, кто сумел тихо задушить нас. Мальчик остановился над Фомой и разглядывал его с большим интересом, иногда удары и топтание сверху отодвигали его от Фомы, но он, не сердясь, подбирался к нему вновь. Фома улыбнулся ему, и тот улыбнулся в ответ. Потом мальчик лег на Фому и закрыл его собой от ударов, крепко обняв голову Сразу стало очень тихо, а потом испуганно побежали все вниз, а Фома и мальчик, Фома и мальчик, так и лежали, обнявшись, долго, потом устроились поудобнее и уснули, и солнце грело то того, то другого, и невозможно возвращалось вспять, чтобы опять погреть одного, а потом передвинуться на другого, и вновь вернуться, и так много раз.

Глава десятая Пациент № 3