Смертию смерть поправ

Пять или шесть крупных вожаков, оставляющих лиловые следы на белом бескрайнем полу, и шелестящая, почти безликая, просто вся целиком движущаяся и меняющаяся стая шавок.

Самое томительное, что они рыщут просто так, играясь и ворча, ищут свой запах, чтобы сделать отметку, но раньше здесь не было собак.

9.

Один уселся на гробе и лижет себя.

10.

Шелестит стая других.

11.

Мальчик открыл рот в крике.

12.

И вот уж бежит по желтому-желтому, вязко-желтому песку мальчик в белой форме гимназиста, бежит-несет на вытянутых руках белого своего отца.

Он бежит надрывно, пот и слезы текут в соленый рот, он бежит, как зверь, с всхлипами и криком, бежит-вязнет в желто-вязком песке.

И шелестящая лиловая стая заметает его следы хвостами, языками, лапами. А впереди желтая-желтая бесконечность, которая колышется в такт его хрипу и бегу.

13.

Вот здесь, за маленьким бугром из песка со спокойными, ласковыми ребрышками замерших волн, отцу будет хорошо. Мальчик быстро и воровато оглядывается по сторонам, где пока еще не видно собак, да и их воя и шелеста не слышно в тиши. Мальчик засыпает отца ласковым песком, ласковыми плавными движениями, как мы играем в жаркой одури пляжа, когда хороним друг друга.

Мальчик играет песком, пропускает его между пальцев, тихо-тихо, забыв обо всем, улыбается отцу.

14.

И вот опять он слышит лиловый вой.

И вот он стоит на коленях, и скребущими, пугливыми, нехорошими движениями кошки, забрасывает за себя песок, которым бьет отца по глазам, насыпаясь в их впадины и осыпаясь на скулах, превращает спокойное и доброе лицо отца в белое пятно с желтыми засыпанными кругами глаз.

15.

Поворачивается мальчик, чтобы поцеловать отца в последний раз, видит СОДЕЯННОЕ им, кричит и закусывает костяшки пальцев.

16.

Старенький будильник в полутемной комнате на стуле не испугался, а по-прежнему тикает себе свое, меряет меру. Рядом на стуле пузырьки с лекарствами, пепельница, спички, сигареты, книжка с закладкой. Все это лежит спокойно в долгой неподвижности, и полутьма, и эта полутемная неподвижность, и неподвижное в одинаковости тиканье часов, и неподвижный тонкий луч сквозь дырку в занавеске, и неподвижная пыль в этом луче, — вся эта неподвижность хочет успокоить, хочет забыть зыбкость и текучесть желтого песка, когда по нему бежит от погони, белизну и желтую пустоту мертвого отца, белизну и одинокость собственного детства.

17.

Хочет успокоить сердце этого старого человека, который молчал в полутемной неподвижности комнаты, а сейчас сидит в постели, придавив пальцами надбровье. Седая голова, хорошо и чисто постриженные ногти сухой коричневой руки, не слабой, горячей и живой. Неяркая фланелевая пижама.

Он сидит так долго, а потом проводит рукой вниз, сильно стирая, убирая ночь и сны с лица, закусывает знакомо согнутую костяшку указательного пальца.

Потом машинальным движением рука ищет и находит сигареты и спички, и спичка дрожит неярко. Курит СТАРИК жадно и медленно, знает, какая тоска бывает без курева, теперь вот почти мистически соблюдает весь ритуал.

18.

Дым, синеватый, ласкаясь ползет по морщинистым щекам, залетает во все рытвины и дороги, и там затихает, это похоже на уже виденное в его сне, стало быть, они сдружились, дым и человек, и пронесли эту близость в пути, сами не догадываясь об этом, а может быть, просто зная это про себя, и не говоря иным.

Дым не хочет отходить от человека, и СТАРИК гонит его погулять по комнате сильным выдыхом, смотрит, как тот, сизый и легкий, бежит в знакомые и любимые уголки, где спит и молчит ДОЛГАЯ НЕПОДВИЖНОСТЬ.

19.

Молчат книги по стенам, молчат пузырьки из-под нитроглицерина, чисто вымытые, блестящие и живые, они сгрудились в авоське, которая висит на крючке, рядом с пальто и шапкой, на двери.

20.

Долго и неподвижно старое кресло, с лысинами кожи на сиденьи и подлокотниках, в изголовьи, оно греется, щурится, по-стариковски, радо, что солнечный луч, который иглой влезает в дырку занавески, всегда (и первым делом) навестит его стариковскую НЕПОДВИЖНОСТЬ.

30.

Старые, древние занавески, которые разрешили себя продырявить соседской девчонке, никогда не требовали от хозяина починки, потому что видели, ЗНАЛИ, что СТАРИКУ нравится смотреть, как лезет день сквозь дырки в его окно. Они, занавески, шуршат и посмеиваются над СТАРИКОМ, когда он встает и подходит к окну, устраиваясь так, чтобы лучи попадали ему на нос и глаза, именно на нос и глаз, который он щурит, долго и тихо.

31.

Вот и сейчас они молча и неподвижно давятся от смеха, глядя на СТАРИКА, который сегодня проделал этот фокус, эдакие веселые старушки, шутницы, да и только. Вот и сейчас будут старушки цепляться кольцами за палку, чтобы СТАРИК поворчал, открывая занавески, подергал их посильнее, а им этого только и надо, они уж и сильно рады.

32.

Двор посмотрит старику в окно, и СТАРИК посмотрит во двор: они знают друг друга лет пятьдесят, эти стены и СТАРИК, раньше они не молчали друг с другом, теперь вот поняли эту науку молчания и долгой неподвижности, и смотрят по утрам друг на друга, смотрят и молчат, что живы.